— Хорошо сидим, товарищи! Как настоящие братские народы.
Машеров поднял брови, затем с легкой улыбкой согласился:
— Так и есть. Даже не сразу заметил.
— Россия, Белоруссия и Малороссия.
Щербицкий не нашелся что ответить на мой глубокомысленный пассаж, Мазуров же с любопытством поинтересовался:
— Почему не Украина?
Я сделал хороший глоток пива. Действительно, очень вкусное. Есть у них бутылочное, в дорогу взять?
— Не нравится мне это слово. Окраина, чего окраина? Как можно республику называть окраина? Шляхта любила так обзывать здешние места. Украина их шляхетского мира. Речи Посполитой от можа до можа. Малороссы всегда были ближе к русским и белорусам, чем к ляхам. Здесь в Киеве начало нашей общей истории. Почему мы используем чужое название?
Новый первый УССР вконец растерялся:
— А как же сейчас быть?
— Работать! Чтобы лет через 10 букву «У» заменить на букву «М». В первую очередь зачистить поле пропаганды и культуры. Мои люди тебе помогут. И не забывай, что в Малороссии, как и в большой России живет много народностей. Зачем вы гордых гуцулов, бойков и лемков записали в украинцы? В Грузии никто не трогает сванов, в России карачаевцев. Все помнят свое изначальное, никого не принуждают. И все знают русский язык, потому что без него в Союзе, да и в мире никуда.
Мазуров уже успел в Москве осознать величие Империи и потому мне поддакивает:
— Леонид Ильич прав. Сеять рознь контрпродуктивно. Нам требуется больше общения друг с другом. Союз трех славянских народов — залог крепости Союза.
Мы все пригляделись друг к другу, мысленно согласившись с доводами белоруса. Так что считай, сговор между нами, уже состоялся. Чуть позже я его оформлю в договоренностях. В Киеве буду еще несколько дней. Впереди не менее интересное и захватывающее мероприятие.
Информация к размышлению:
Владимир Семичастный
А чтобы русским специально отдавалось предпочтение при каких-то кадровых назначениях — да не было никогда такого! Чаще как раз, бывало, наоборот. Помню, когда в 1947 году меня выдвинули на пост первого секретаря ЦК ЛКСМУ, я попытался было отказаться, сказав, что есть же второй секретарь Митрохин, он более опытный и подготовленный для этой должности. Так Каганович мне заявил: «Вот если б он был не Митрохин, а Митрохненко, мы бы его и без вашего совета назначили. Но вы-то украинец, язык знаете. Будем вас избирать». Так я и возглавил комсомол Украины, хотя мне тогда было всего 23 года.
Каких-то открытых, а тем более массовых проявлений национализма на Украине в те годы не было. Имелось скорее пассивное недовольство своим положением — в основном в кругах украинской интеллигенции.
Впрочем, иногда случались странные вещи, которые для меня были просто непонятны. Так, например, во второй половине 60-х вдруг каждый год в мае перед памятником Шевченко в Киеве небольшие группки людей начали устраивать какие-то сходки. Поводом для них служила очередная годовщина перевоза тела Шевченко из Петербурга на Канев. И хотя кучковались там обычно несколько десятков, самое большее — сотня человек, носило это явный характер какой-то демонстрации, причём с откровенным националистическим душком.
Или вот любят говорить о «русификации». А что в русские школы кого-то водили по приказу? Ведь полно было в советское время в том же Киеве школ с украинским языком обучения, но большинство родителей предпочитало давать детям образование на русском языке. Никто их не заставлял и не насиловал — для них это был родной язык. И, между прочим, 99 процентов украинских писателей отдавали детей в русские школы — а почему? Да потому, что рассчитывали устроить их затем в престижные московские вузы — МГУ, МГИМО и т. д. Да и сами эти писатели, тот же Павлычко и прочие, были бы они так известны в стране, если бы их не издавали миллионными тиражами на русском языке?
На независимость Украины. Бродский
Дорогой Карл Двенадцатый, сражение под Полтавой,
слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,