Старос пораже
н моим погружением в тему, но держит удивление при себе, лишь поблескивая темными глазами. А вот Берг и Китов меняются в лице. Не ожидали такой решительности и компетентности. Ну путь уважают больше, будут лучше работать. Всякое лыко в строку!
— Через неделю не получится, Леонид Ильич. Слишком много интересов будет затронуто.
Это тонкий намек на оборонку, на которую они сейчас с Бергом трудятся. Та работа также важна, сразу не бросишь.
— Согласуйте с Устиновым. Он в курсе. Но не затягивайте! Осенью будет пленум ЦК, ваше направление обозначим отдельно. Оно станет приоритетным. Не нужно догонять Америку, надо идти своим путем. И затем будем верстать планы по отрасли на пятилетку, хорошо бы успеть туда втиснуться, — оборачиваюсь к Китову. — Анатолий Иванович, на вас с Глушковым модель будущего советской электронной связи. Можно дать ей рабочее название «Электроносеть». Поезжайте сразу к нему в Киев и приступайте! — озабоченно кручу головой. — А где у нас ребята Башира Рамеева?
Кто-то из ученых бросил, направляясь к двери:
— Они в другом кабинете с Лебедевым, сейчас позову.
— Давайте всех сюда!
Еще одна проблема. Пожалуй, самая серьезная и насущная. Неправильное ее решение привело в том мире в итоге к тотальному отставанию в советской компьютерной отрасли от США. Соединение даже двух машин в сеть требовало их полной идентичности. В СССР же продолжалась бесконечная война разных лабораторий, институтов и конструкторских бюро: все они стремились делать каждый свою ЭВМ, совершенно не думая об унификации. В СССР практически каждый НИИ стремился разработать свою версию вычислительной машины для решения лишь отраслевых задач. В результате чего ЭВМ в СССР выпускались крайне разрознено и почти штучно. Соответственно — с огромной себестоимостью. Годовой суммарный выпуск всех типов ЭВМ (а их насчитывалось более 20) в 1960-х годах составлял всего около тысячи штук. Это никак не могло удовлетворить потребности народного хозяйства и обороны страны.
За 15 лет информатизации суммарно на весь огромный СССР было изготовлено не более 1500 ЭВМ примерно 25 несовместимых друг с другом архитектур, для половины из которых с трудом наскребалось хотя бы базовое ПО. Приходило понимание, что такими темпами как есть, догонять страны Запада мы будем еще лет 50, а тысячи компьютеров нужны прямо сейчас. Так, диодно-транзисторных «Минск-2» и «Минск-22» было произведено в 1963–1964 годах 118 и 734 штук соответственно. Но по сравнению с примерно 50 тысячами инсталляций в США с миллионами строк программного кода — это был не просто провал, это была катастрофа!
То есть было налицо более чем 30-кратное отставание от США. Можно долго сравнивать технические характеристики и архитектурные особенности таких-то моделей ЭВМ, находить преимущества наших ЭВМ перед IBM/360. Но соль в том, что разрыв с Западом в вычислительной технике был не только и не столько в её характеристиках, Советский Союз их обеспечивал, сколько количественный. Если на чаши весов положить суммарную компьютерную мощность их и нашу, то разрыв оказывался колоссальным. А ведь недавняя война учила нас тому, что численное на порядок превосходство Т-34 свело на нет всё техническое совершенство «Тигров». Как говорят полководцы, бог на стороне больших батальонов. В СССР этой доктриной руководствовались не только военные.
И еще большая проблема крылась в программном обеспечении. Без него ЭВМ просто груда металла и пластмассы. Это затруднение усугубляло то, что модели советских ЭВМ зачастую оказывались аппаратно и программно несовместимы. В СССР программным обеспечением в 1969 году занималось всего 1,5 тысячи человек, а в США — уже 50 тысяч программистов. Это, включая программирующих физиков, математиков и других специалистов, для которых программирование было подспорьем в работе по основной специальности. Это было первое поколение программистов, у них не было предшественников, которые передали бы им опыт.