— Это ладно!
— Правильные слова, Леонид Ильич! Без помочи трудно.
— Технику надобно.
— Уже делают. Будут даже маленькие трактора, чтобы ваши огороды вспахивать, да окучивать. С разнообразным навесным оборудованием. Хочешь паши, хочешь коси. Чтобы времени на это не тратили. Пусть колхоз или кооператив покупает.
Новости интересны. Народ тут же пускается в спор, что и как лучше сделать. Я же отмечаю для себя, что люди еще не в курсе наших возможностей. Вот тебе и связь с низом. Что, интересно, делает здешний райком? Тунеядцы!
Сидевший напротив сухонький однорукий мужчина в пиджаке, на котором виднелись медали, некоторое время смотрел на меня, а потом выдохнул:
— Правильно вы сделали, Леонид Ильич, что девятое мая праздником сделали. И парад превосходный. Мы его всем селом в клубе смотрели. Нельзя забывать о солдатах.
Я задумался, огляделся. А ведь он не один в медалях. И надели они их, потому что я, то есть Брежнев, фронтовик, и им нечего стыдиться. Опять даю себе зарок, что больше ни одного ордена не возьму и не надену. Кроме фронтовых.
— Ну как я мог забыть о подвиге народном? Не по-человечески это. И есть у меня задумка одна, друзья. Привезти в Москву останки неизвестного солдата, похоронить у Кремлевской стены и зажечь там вечный огонь. Раз не можем восстановить его имя, найти всех пропавших без вести, так, хоть так увековечить их память. Пусть приходят туда родные наших солдатушек и поминают их.
Говорю и у самого слеза в глазу. Как стало тихо в большой комнате! Как эти простые люди затуманились, вспоминая лихие годы! Однорукий так сжал стакан, что я думал, что тот лопнет. Женщины вытирали глаза, я заметил слезы и у Шукшина. Сидевший поодаль дед с седой бородой выразительно глянул на меня:
— Делай, Леонид Ильич. Вся Россия тебе в ноги поклонится.
Я встал и поднял свой стакан.
— Тогда за тех, кто не вернулся из боя. Благодаря их подвигу мы можем вот так собраться.
Выпили, помолчали. Понемногу люди осмелели. Первый свой в доску, лозунгами не швыряет, говорит просто.
Я вышел на крыльцо проветриться. Стоявшие там мужики тут же накинули на меня ватник и протянули мне папиросы и сигареты. Взял одну, поперхнулся.
— Бросаю!
— Счас найдем полегче.
— Да не надо, мужики. Здоровье-то у меня нынче не свое, а государственное.
На улице темно, только свет из окошек освещает наши лица. На меня поглядывают уже больше не с любопытством, а с раздумьем. Барьер растоплен, приняли за своего.
— И правильно, берегите его, идите в дом, простудитесь.
— И то, правда! Хорошо у вас тут, тихо!
— Так приезжайте летом, на рыбалку сходим.
— Вот возьму и приеду! Я же деревенский, все привычно.
— Будем ждать.
— Заодно к вам дорогу хорошую построят! К моему приезду.
Мужики смеются, потом замолкают. Вдруг — правда?
Василий поглядывает на меня своими светло-сумрачными глазами, искренне не понимает:
— Зачем приехали, Леонид Ильич? Не абы как подгадали? Что я вам? Простой алтайский парень?
— Душой отдохнуть, с людьми повидаться, с тобой поговорить.
— Да кто я на самом деле!
— Ой ли, певец души народной. Я же читал твои рассказы и фильмы смотрю, как только выходят.
— Вот как?
Шукшин растерян. Быть обласканным властью далеко не подарок. Но кинематограф штука такая, это не диссидентские романы в углу строчить, тут целая индустрия под дланью государевой.
— А ты думаешь мне не интересно, чем люди дышат? Доклады — это одно, общение другое.
— Да вижу, как много по стране катаешься. И речь перед студентами понравилась. Такая боевая! Правда, что за мир такой я так и не понял. Не люблю фантастику.
— Не люби, но почитай. Лучше Ефремова. Он как раз новую вещь скоро выпустит.
Сидим в его скромной комнате. Простая кровать с «панцирем», столик, на нем пишущая машинка. Из нее выходят шедевры. А писательские «генералы» в элитных квартирах и дачах выдают на гору макулатуру. Вот кому мне помогать после этого?
— Что сейчас снимаешь?
— Да заканчиваю тут одну… увидите. Вам же первым привезут.
— Снимай пиши, думай. Если надо, всегда поддержу, — я задумался. — Есть одна идея: собрать вас, всех пишущих о деревне вместе. Поговорить, познакомиться. Позову, приедешь?
— А чего нет? — Василий оживился. — Это даже интересно. Я читаю кое-кого, приятно будет лицо в лицо поговорить.
— Договорились. Пойдем к гостям, а то нас потеряли.