Выбрать главу

— Это ложь! Я не раб. Я был пьян! Не осознавал, что делаю.

— Да плевать мне, ложь это или нет. Ты подписал себе приговор вчера. Теперь смотри, во что я тебя превращу. В посмешище и в ничтожество.

— Ты уже меня в ничтожество превратила.

— Нет. Мы только начали.


Я стала снова бить Артура розгами. Он рыдал и бился по кровати, как раненная птица.


Наконец, обессилев, он стал просто молча стонать и скулить.


— Сегодня не работаешь.

— С-с-спасибо,-еле выговорил Артур.

Может вообще его в клетку для животных посадить? Будет жить у меня в клетке для собак крупных. Почему бы и нет.

Или это пока что слишком? Чёрт. Руки чешутся это сделать.


Я отстегнула Артура от кровати и освободила его ноги от фиксаторов, но он не вставал, лежал и не двигался. Ему было больно.


— Можешь одеться, сучка. Да, кстати, теперь всегда буду относиться к тебе и обращаться как к собаке. Имени у тебя с этого дня больше нет. Ты теперь пёс. У тебя кличка будет. Наф-наф называется.


Артур хотел что-то возразить, приоткрыл рот, но потом его закрыл. Видимо, осознал, что это плохая идея, на основе своего предыдущего опыта.


— Тявкай,-приказала ему я.


Артур стал тявкать. У него получалось не особо хорошо, но зато смешно и он был похож на настоящую собаку.


Я достала из кладовки, висящий на стене чёрный кожаный собачий ошейник и надела его на шею Артуру.


— Как тебе идет. Меня это даже возбуждает.


С этого дня Артур стал очень послушным. Ел из миски, правда не кошачий корм конечно. Я иногда кормила его обычной едой, иногда объедками со стола, иногда покупала собачий корм и ему давала. Иногда издевалась над ним и клала еду прямо на пол, наступая на неё грязными сапогами и размазывала это всё по полу, смотрела как он всё это ест. Ему было неприятно, давился, хотел вырваться, но ел. Глотал через силу.

Артур отчитывался полностью за каждую заработанную копейку и отчитывался, сколько он тратит денег на еду, показывал мне чеки. Просил разрешения даже на то, чтобы купить себе кофе.

Целовал ноги и ступни мне каждый день. Я приучила делать мне массаж ног и лизать пальчики. Артур всегда передвигался по дому на коленях или на четвереньках. Я сидела на его спине, используя его как стул или как лошадку. Держала поводок от ошейника и заставляла катать меня. Он ходил по дому на четвереньках и катал меня как лошадка, при этом то гавкал, то издавал звуки, какие издает лошадь.

Больше Артура розгами не наказывала, но рёмнем по заднице иногда ему прилетало. Делала это для профилактики, чтобы не забывал свое место.

Артур стал настоящей псиной и откликался на кличку «Наф-наф». Я сделала из него посмешище. Он даже изменился в лице. Взгляд был забитый, опущенный, сам он похудел.

Обращался ко мне всегда только на ВЫ. Из пояса верности я не выпускала его уже почти месяц. Он даже не заикался об этом, хотя я видела как ему тяжело.

Больше я не дразнила его, не показывала ему свою киску, не одевалась сексуально при нём.


— Чмо, я хочу приучить тебя кончать только тогда, когда ты видишь мои ножки.

— Как это, Госпожа?

— Целуешь мне ноги, облизываешь пальчики и в этот момент дрочишь. Кончаешь на мою ножку и слизываешь свою сперму.

— Я попробую, Хозяйка.


Я не боялась Артура выпускать из пояса верности, мне не нужно было больше пристегивать его к батарее, он уже был похож больше на чмошника, чем на мужика. Я иногда плевала ему в лицо или в рот, чисто когда он был возле моих ног, когда мне было скучно, или когда мне просто хотелось это сделать.


Я вообще его не боялась. Такое чмо не способно ни на что. Он трясется, когда я повышаю на него голос. Он превратился в уёбище. Я даже не фантазирую о сексе с ним. Он иногда действительно противен, но я горжусь своим творением. Если он до сих пор играет свою роль, то заслуживает моих аплодисментов.


Я открыла пояс верности и выпустила член Артура. Да, наверное, только его член все еще выдавал в нем «мужчину».


— Теперь дрочи и облизывай мне ноги.


Артур стал дрочить и облизывать мне пальчики, сосать их. Он так сильно кончил. Обильно излил свою сперму на мои пальчики.


— Теперь убирай за собой.


Артур послушно стал все слизывать.


— Да, посмотри на себя, смотреть нахуй противно. Пизда блять. Не мужик.