— Пока запись не включена, предупреждаю об ответственности за предоставление ложных сведений.
— Так сразу запись? — удивлённо вскинул брови я.
— Я спрошу, если что будет неясно или не получится вспомнить сразу. Чем быстрее начнём, тем скорее ты освободишься.
Безопасник поблагодарил бабушку, принёсшую кофе, и поинтересовался:
— Ты готов?
— Давайте, — вздохнул я.
Он включил камеру, одновременно загорелись огоньки на микрофонах.
— Накадзима, Святогор Михайлович, десять полных лет. Верно?
— Да.
— Как вы оказались на площади Озёрска в день нападения?
— Ждал автобус домой после тренировки по планеризму — в нашем городе такой секции нет — вот я и зашёл пообедать по дороге назад.
— В какое именно заведение зашли? Кто руководитель секции планеризма?
Я ответил. Он продолжил спрашивать. Как выглядела официантка, её отец, сколько раз у них обедал, чем хорошо заведение. И дальше уже непосредственно про бой. Пришлось рассказывать, и рассказывать правду.
Безопасник заставлял вспоминать каждый нюанс, где стояла официантка, как выглядели повреждения после выстрела, в каком состоянии был доспех пилота и сам пилот. Особенности боя, как я оказался в кабине один и так далее.
Давно кончилось его кофе, мы трижды останавливали запись, а допрос всё продолжался, заставляя бабушку охать, а иногда и противиться вопросам, если они казались слишком личными или жестокими. Я и не думал, что так много помню, вплоть до стёртых эмблем на доспехе Содружества.
Изначально я хотел скрыть свою роль в бою. Однако слишком уж въедливо он спрашивал, уточняя каждый нюанс, возвращаясь к ним, переспрашивая потом. Я очень-очень хотел обойти момент, кто именно убил пилота Призрака. И не смог. Если бы у меня нашлась пара дней, чтобы лучше продумать историю, зная, как именно будет проходить «беседа», если бы имелся опыт подобного допроса, я бы смог составить непротиворечивую схему, как-то обойти эту тему. Но вот так сразу…
К тому же, если совсем ничего не рассказывать, возникнут вопросы, когда мне привезут обещанное Йованом. Одно тянет за собой другое, и враньё потихоньку начинёт рассыпаться. Увы, как обходить нежелательные моменты в таких «интервью» меня никто никогда не учил.
Допрос закончился после полуночи. Я в очередной раз выпил воды, спасая саднящее горло, когда специалист выключил камеру, в которой пару раз менял кристаллы, и убрал микрофоны обратно в сумку.
— Спасибо за сотрудничество. В течение недели, если возникнут дополнительные вопросы, я заеду ещё.
— Что со мной будет? — хрипло спросил я.
Он устало потёр глаза и поднялся с дивана, собираясь на выход.
— Если в показаниях всё верно, то с нашей стороны ничего. Но вопросы и уточнения, скорее всего, точно будут.
Закинув сумку на плечо, он неспешно вышел на крыльцо, бросив взгляд на ожидающую машину с дремлющим внутри водителем. За время допроса машину перегнали внутрь, да и водитель пару раз заходил в туалет.
— Всего доброго, — хмуро кивнул безопасник, размещаясь в аэрокаре.
— И вам, — я протяжно зевнул.
Машина поднялась в воздух, разогнав окружающую темноту ярким огнём медиаторов. Что удивило меня в допросе, так это что специалист полностью игнорировал мой возраст. Не было ни шуток, ни сочувствия или жалости. Прилетел и отработал допрос без всяких скидок.
Бабушка заикнулась, что, дескать, «пожалей ребёнка», но он на неё всего лишь очень выразительно посмотрел, и больше она не спорила. В целом, судя по всему, отправили ко мне весьма опытного дознавателя.
— Что же теперь с тобой будет, внук… — тихо пробормотала подошедшая женщина.
Я, сквозь очередной, длинный, протяжный зевок, пробормотал:
— Не думаю, что он лгал, когда говорил, что всё будет хорошо.
Бабушка грустно усмехнулась и покачала головой.
— Если попал в поле зрения Службы, легко тебя не выпустят. Они составят досье, опишут твои сильные и слабые стороны, возможность и условия для применения. И однажды, тем или иным образом, используют подобный актив, просто чтобы ресурсы, потраченные на всю эту работу, не пропали впустую.
Я легкомысленно отмахнулся.
— Не будут же они использовать ребёнка…
— Они подождут, — поморщилась она, а затем, смерив меня тяжёлым взглядом, неожиданно добавила: — Если не поймут, что ты с того момента, когда очнулся после гибели родителей, перестал быть обычным ребёнком, Святогор.