Зелье работало так, что Болотов не мог молчать, если ему задавали вопросы. Оно очень хорошо развязывало язык.
— О чём речь? — спросил Зубов.
— Сейчас всё поймёте, — спокойно ответил я. — Женя, в чём заключается эксперимент?
Болотов весь вспотел и постарался сильно зажать рот руками. Вот только это не помогло.
— С помощью артефакта Безумия я должен был вызвать психические отклонения у определённого количества лиц, — сказал он. — Разные по степени тяжести и в разные сроки. Последний эксперимент должен произойти сегодня, и тогда я стану членом Культа Стеклянного Глаза.
Реакция у всех была разная. Терентьев и Никита ахнули, Зубов нахмурился, а Ларионов всерьёз собрался бить Болотова.
— Ах ты, сволочь, это из-за тебя тут начались все эти случаи! — воскликнул психиатр. — Да я тебя сейчас самого…
— Подождите, — остановил я его. — Самосуд мы устраивать не будем. Свидетелей тут много, так что Болотова мы передадим полиции. А те сами будут разбираться дальше.
Майор Громов такими темпами свой план по поимке преступников перевыполнит. В этом месяце уж точно.
— Ради этого вы устроились в клинику? — спросил Зубов.
— Да, это было моё задание, — Женя уже не пытался себя остановить — понял, что это бесполезно. — Любой ценой попасть в самую лучшую клинику Санкт-Петербурга, чтобы провести эксперимент здесь. И с аристократами, и с простолюдинами.
— А все ваши случаи с мазками, клизмами и прочим как-то с этим связаны? — задал Зубов ещё один вопрос.
Он был шокирован, что такое творилось в его отделении. Но заметить это было трудно. Болотов действительно создал удачный образ тихого, стеснительного, заикающегося зазнайки.
— Нет, — отозвался Евгений. — Мне просто нравится делать людям больно.
Как же жутко он это сказал! До этого я до конца не осознавал, но кажется: пока Болотов проводил все эти эксперименты, он сам сошёл с ума. Перед нами сидит безумец.
— Интересная вещь — психика, — продолжал Болотов. — Такая хрупкая, такая неизученная. А когда человек понимает, что с ним что-то не так… В этот миг его взгляд — он неописуем.
— Какие цели у вашего глаза стеклянного? — отошёл от оцепенения Терентьев. — Чего вы добиваетесь?
Евгений молчал. Действие зелья ещё не закончилось — скорее всего, он и сам не знает ответа.
— Если ты не знаешь, зачем ты вообще туда пошёл⁈ — воскликнул Никита. — Зачем⁈ Для чего всё это⁈ Страдали невинные люди!
— Люди должны страдать, — отозвался Болотов. — В этом вся суть.
Дальнейший разговор смысла не имел. Все присутствующие и так на грани.
— Надо вызвать полицию, — сказал я Зубову. — И передать его им.
У плана был нюанс. Если и Болотова решат проверить на наличие запрещённых зелий, то найдут зелье правды. Но я готов был за это ответить. Всё-таки такая цель ради спасения людей — ничтожна.
Полиция скоро действительно приехала. Всё это время Болотов молчал, мрачно уставившись в пол. Остальные тоже никуда не расходились, и настроение у всех было схожее.
Приехала полиция, и я честно рассказал о применении запрещённого зелья. Кажется, Зубов это уже понял, да и остальные догадывались.
— Если за вами не было других нарушений, то на первый раз отделаетесь штрафом, — устало сказал полицейский. Сегодня это был не Громов. — Завтра подойдёте в участок.
Он подробно опросил всех присутствующих, а затем они уехали с Болотовым. Я понимал, что посадить меня за применение зелья не смогут. Всё-таки это было во благо. Но и не наказать не могут. Штраф — так штраф. Деньги есть даже после того, как я одолжил Николаю. Мы с Клочком тратим мало.
— Как вы догадались? — спросил наш психиатр Ларионов. — Это вас подтолкнул тот разговор про артефакт?
Я искал об артефакте информацию и раньше. Как у нашего психиатра интересовался в первую очередь.
— В том числе, — кивнул я. — Я поискал информацию и нашёл, что такой артефакт существует. Все эти случаи давно казались мне странными, так что я сложил два плюс два. Понял, что виноват кто-то из интернов, ведь всё это началось одновременно с нашим появлением. А дальше вычислил, что это Болотов.
— Как он мог… — покачал головой Никита. — И ведь мы были рядом. И никто ничего не заметил. Даже не заподозрил.
— Трудно было заподозрить, — ответил я. — До такого сложно сначала догадаться.
Зубов мотнул головой и молча вышел из ординаторской. Ему хотелось подумать обо всём этом в одиночестве. Слишком много информации для одного дня, уж я-то его понимаю. Это я уже привык.