Клод тряс головой, нервно прогоняя путаницу образов. Заговорила вся Франция, и нужно было выделить общую идею этих разговоров.
Так! Солдаты. Хорошо… солдаты – это сыны и отцы. Они сыны и отцы нации, родины, готовые отстаивать ее от тирании. От тирании, что льет кровь и режет жизни.
Клод обвел взглядом тот небольшой участок комнаты перед столом и вдруг рука, как будто бы сама по себе, неподвластная воле рассудка, вывела первую строку, а за ней, как продолжение какой-то тонкой мысли – вторую…
Пот выступил на лбу поэта крупными бусинами. Он утер лоб свободной рукой и почувствовал, что, кажется, дело пошло!
Путем поэтической переборки через четверть часа Клод получил первый куплет. Помарки сопровождали лист, он переносил и менял строки, но первый куплет – это уже что-то!
А дальше…припев!
Для себя Руже точно решил, что вся сила должна быть точно в куплете. Куплет, в котором нельзя запутаться из-за его логического содержания и легкости сложения. Сложения исполнителями, конечно, а не сочинителем.
Клод уже в пятнадцатый раз оглядел кусочек комнаты перед своим столом, встал, чтобы размять затекшие от неудобного сидения ноги.
-Вставайте, вперед, вперед… - бормотал он себе под нос, надеясь, что таким образом найдет нужное слово. – Идем, идем. Раз-два. К оружию! Батальоны, стоять! Вперед, вперед…
Он споткнулся посреди комнаты, замер, словно налетел на невидимое препятствие и опрометью, напуганной собственным озарением тенью, метнулся к столу, где торопливо, ломая перья, вывел дрожащей рукой заветные строки.
Перечитал раз, перечитал два раза, три… с удивлением отметил, что не видит, во всяком случае, пока ни малейшей претензии к строке, и, кажется, ему удалось с первой попытки. Улыбнулся.
Как это бывает у творца, когда вымученный кусочек проходит, а потом находит что-то такое, очаровательное и магическое, когда ты видишь, находишь тот источник, тот Святой Грааль, и мысли сами подхватывают тебя.
Второй куплет Клод написал, забыв даже сесть за стол, так и стоял, неудобно склоняясь над столом, но, не замечая никакого неудобства. Пара правок и он кивнул собственным мыслям – обращение к французам вышло удачно.
Руже сел обратно, сделал после второго куплета пометку о том, что здесь должен быть припев и принялся уже спокойно за третий…
Рассвет едва не прошел незаметно для поэта. Песня получилась внушительной, и Клод сам видел, что каждое слово попадает точно в цель. Усталость же сковала его. Затекла спина, болели руки от переписывания, глаза слезились от кропотливого вглядывания в строки…еще почему-то пересохло в горле.
Он устал так, как никогда не уставал, ни от одного перехода, а ведь на самом деле, даже не вышел из своей комнаты.
Клод проглядел листы, перечитал еще раз и решил, что все сделал так, как нужно. Во всяком случае, лучшего ему не удастся сделать. Смутное предчувствие того, что никогда не напишет ничего более точного, Руже взял новый лист и принялся переписывать набело готовый текст.
Кончив, он растер виски розовой водой, надеясь, что хоть немного усталость оставит его, а затем поднялся и пошел к мэру – представлять работу…
Филипп Дитрих, знающий, что сейчас будет, улыбался, как мальчишка, чья шалость прошла с шумом, а сам виновник оказался в стороне, незамеченный коварным судейством.
-Граждане, - негромко позвал он, когда званый ужин прошел основные стадии и готовился вступить в финальную, - позвольте мне, мэру Страсбурга, представить вам работу поэта и композитора…
Клод Руже не боялся никогда выступать и декламировать. Иначе не был бы он поэтом. Но сейчас от волнения (о, какое странное это было волнение!), в горле снова пересохло. Он наспех сделал глоток вина, и после, овладев собою, вышел из-за стола и запел.
Запел так, как, по собственной мысли, не пел никогда. Исчезли и формы, и блюда – и даже лица – исчезло все. Он вдруг ясно увидел в историческом масштабе свою жизнь, жизнь своих солдат – всех вместе и каждого в отдельности, увидел кипящий страстями Париж и понял, прочувствовал душой и сердцем, как должен зазвучать его голос.
-Allons enfants de la Patrie,
Le jour de gloire est arrivé!
Это не его голос. И даже не голос Страсбурга или Франции. Это голос всех, кто поднимает голову, высвобождаясь от цепей. Это тысячи сердец, бьющихся ради одного слова «Свобода!».
-Aux armes, citoyens,
Formez vos bataillons…
К оружию! Каждый солдат – от отца до сына, все, кто замирал под игом, смирно…к оружию, граждане!
-Marchons, marchons!
Вперед, вперед. Шаг за шагом. Пусть кровь врагов ляжет на наши поля, пусть польется с их флагов, пусть обагрит наши руки – мы все равно не будем замараны грязью, потому что бьемся за свободу – Свободу, дорогую Свободу!