-Ты прекрасен! – восхитилась Ольга и поправила воротник, не преминув еще и обнять меня, и поцеловать в шею. Положенного в такой ситуации возбуждения не появилось, все-таки вчера я был под градусом. – Выглядишь превосходно!
Я нервно скривился, акцентировав ее внимание на шрам на лице. Зрелище явно не для слабонервных, и от меня не укрылась тень страха на лице своей спутницы. Конечно, она меня боится! Ей я напоминаю эдакого братка из девяностых, громилу-бандита из какой-нибудь группировки, и истина недалека. Чем отличаются бандит от солдата? Разве что конечной целью, а так мы все убийцы, несущие за плечами души ими же убитых. И мой груз слишком тяжелый.
-Не волнуйся, - попыталась приободрить меня Оля. – За столом будут все свои.
А я все равно волновался. Одно упоминание Маши вызывает во мне целый табун чувствительной энергии, а даже короткая встреча с ней для меня напоминает свет Эаренделя в темной пещере Шелоб. Я знаю, да. Читал когда-то «Властелина колец».
Но и про великое произведение Толкина, и вообще обо всем на свете я забыл, едва увидев ЕЕ. Маша сидела за столом, вяло ковыряясь вилкой в салате и натянуто улыбаясь родителям.
-Да, папа, ты, безусловно, прав, - услышал я обрывок ее фразы, и от меня не укрылось, что на деле она думает совсем иначе. Неприкрытое разочарование в ее голосе зашкаливало.
Надо же, оказывается, ее отец – бывший мэр нашего города. Помню его портрет в деревянной рамочке в кабинете участкового. Я вообще в том кабинете частым гостем был, а потому всю ту серую обстановку, как и фото лидеров – помню как вчера.
-Илья! – встрепенулся отец Оли и протянул мне руку. – Ты так повзрослел! А ведь таким раздолбаем рос! Рад, что ты вылез из того болота…
Знал бы дядя Виталик, что из одного болота я угодил прямиком в другое, и неизвестно еще, которое из них глубже! Но все же пожал руку в ответ на приветствие и кивнул всем присутствующим за столом, задержав взгляд на Маше чуть дольше положенного. Какая же она красивая, и дело совсем не в платье или прическе. Ее глаза, ее губы, скулы – идеальны, и ничего красивее в этой жизни я еще не видел. Заметив мое внимание, Маша смутилась и отвела взгляд.
-Оля сказала, что ты стал военным, - посмотрела на меня в упор теть Лена, Ольгина мать, а вслед за ней и все остальные. Ну вот, этого-то я и боялся. Поддерживать светские беседы на войне не учат.
-Да, - кратко и по существу кивнул я.
-И какая же сейчас обстановка на границе?
Я нервно сглотнул, пытаясь подобрать слова. Сказать честно? Мол, воюем, отстаиваем территорию, но об этом в новостях не показывают, а значит, не нужно наводить панику и суету. Солгать? Так и так, мол, все в порядке, у нас с приграничными странами мир-дружба-жвачка, а то, что солдат каждый день грузом двести домой отправляют – так врут злобные недруги.
-Стабильная, - снова одним словом, как в рапорте.
Видимо, все же поняв, что со словарным запасом у меня большие проблемы, разговор тут же свернули в другую тему. Присутствующим за столом я стал в принципе неинтересен и не нужен. Зачем я только согласился с приглашение Оли? Сидел бы сейчас дома, яблоки грыз… А тут я как не в своей тарелке, еще и рыбу ломаю вилкой, а не режу ножом, как положено в светском обществе. Маша, заметив мои потуги, улыбнулась, и в этот момент я заметил у нее милые ямочки на щеках. Черт возьми, она действительно идеальна, особенно с этими ямочками!
-Илья, возьми нож в правую руку, - слегка толкнула меня Оля, на что я принципиально отложил от себя этот столовый прибор. Пусть лучше ей будет за меня стыдно, и я смогу спокойно свалить отсюда. Тем более что ее слова о скуке были явно преувеличены – как раз-таки она и поддерживала разговор с родителями о бизнесе, в котором я ни черта не смыслил. Она говорила о том, что что-то нужно куда-то сливать, переводить, выводить, и между делом напоминать мне о правилах этикета.
Маша решила меня поддержать и так же отложила нож, начав отламывать куски рыбы вилкой. Еще и заулыбалась так по-хитрому, будто диверсию совершает. Милая бунтарка специально идет против правил, повторяя за мной, но в этот момент Миша прикоснулся губами к ее оголенному плечу и покосился взглядом на меня, заявляя о своих правах на эту девушку, и нежный цветок лотоса в моей душе, который расцветал от одной ее улыбки, скукожился и засох.