Глупо, как же глупо… я ищу своего гения в каждом человеке, в каждой картинке и в каждой строчке, забывая о том, что он несколько лет как покоится на городском кладбище. Но этот мужчина так похож на него… так до безумия похож, что я не могу отвести взгляд.
Оставшееся время в полете я просидела с закрытыми глазами и мучительно вспоминала те недолгие дни, когда мы с Ильей были вместе. А по приезду в редакцию вместо генерального директора теленовостей, который ждал от меня отчета по командировке, буквально побежала в отдел аналитиков. Я там почти никого не знала, кроме Жени, с которым иногда пересекались в кафешке напротив телестудии. Там и познакомились.
Без всяких объяснений я попросила Женю сравнить две фотографии – раба на производстве и ту, которую я носила у самого сердца. Несколько нехитрых щелчков по клавиатуре, открытие нужной программы, и результат не заставил себя долго ждать.
-Ошибки быть не может? – я отчаянно старалась удержать себя от крика.
-Точность девяносто девять процентов, - заверил меня аналитик, и я тихонько сползла на пол.
Илья… мой Илья… жив…? Разве такое возможно? А кто тогда лежит в его могиле?
Несколько лет назад, когда я более-менее оклемалась после его похорон, от имени Натальи Викторовны я отправляла сотни запросов в военные ведомства, чтобы узнать подробности гибели Ильи. Ответ был вполне удовлетворительным – самодетонация боеприпасов. Случайность, которая иногда происходит на войне, особенно в тех частях, где расположены большие склады с оружием. Илью даже не наградили посмертно, так как не было официальной причины. Вот если бы он погиб во время военной операции, то другое дело… а так – несчастный случай, не более. Его и хоронили-то в закрытом гробу, потому что после взрыва тело превратилось в сплошной кусок мяса. То, что это именно Илья – идентифицировали по материнской ДНК. Даже отпечатки пальцев расплавились…
И вот теперь я узнаю, что Илья, возможно, жив. Конечно, программа может ошибаться, и мое воспаленное подсознание тоже, поэтому я должна все проверить. Нет, я ОБЯЗАНА все проверить. Ради отца своего ребенка и моего любимого гения.
Очень кстати Денис отправил мне письмо с обычном вопросом о делах насущных. Вместо стандартного «все нормально» я накатала ему слезную просьбу помочь найти информацию по гибели военнослужащего. У меня самой тоже есть связи с минобороны, но женщин там не особо приветствуют, а вот мужчинам проще. Кораблев просьбу мою понял и пообещал помочь. То, что у него получится что-то нарыть – я не сомневалась. И пока Дэн узнавал о судьбе Ильи, я искала пути подхода к тем чертовым кирпичным карьерам. Они не совсем скрыты от посторонних глаз, но тщательно охраняются. Туда очень легко попасть, но сложно выйти. Даже волонтеры и журналисты обходят стороной подобные места, боясь остаться там в качестве рабов, что уж об обычных людях говорить?
Ждать ответ от Дениса оказалось невероятно долго, я все превратилась в одно сплошное ожидание, не могла думать ни о чем больше. Как и обещал, старый друг смог выведать для меня неофициальную информацию – не всю, нет. Дело по гибели целой роты солдат оказалось засекреченной тайной под печатью «секретно».
-Гриф секретности еще не снят, - пояснил друг. – Но кое-что я все-таки смог выяснить.
Я вся напряглась.
-Официально их отправили к миротворцам, неофициально – совсем в другое место. Там всю роту и накрыли… - Дэн замолчал, выжидая паузу. – По бумагам не выжил никто. Но опять же – никто ничего и не проверял. Вся рота осталась за периметром, и как сложилась судьба солдат – одному Богу известно. Кто-то, возможно, погиб, а кто-то нет. Так что не исключено, что твой Илья Васильев мог выжить.
-Кого тогда выдали семьям в качестве двухсотых? – я пыталась конструктивно соображать, выстраивая профессиональную цепочку, как меня учили на курсах военкоров. Только холодный расчет, без всяких эмоций. Но как же сложно не поддаваться эмоциям, когда любимый человек с того света возвращается…!