-Какая разница? – пожал плечами Кораблев. – Все равно мы этого никогда не узнаем.
Путем несложных подсчетов мы с ним пришли к выводу, что выживших пленных могли продать на черном рынке. Такое случается довольно часто, и базар рабов – это не пережитки прошлого, а и по сей день самая настоящая реальность.
-Помоги мне найти Илью, - уже и не скрывая слез, взмолилась я перед Денисом. – Я знаю, что ты давно глубоко гражданский человек, но одна я не справлюсь. Мне очень нужна твоя помощь!
Дэн сопротивлялся, но не долго. Видел, в каком я отчаянии, и понимал, что если откажется, я таких дров наломаю, что до конца жизни расплачиваться буду. Друг меня пожалел, и именно этим вселил в меня надежду и уверенность, что все получится.
-Если ты не ошиблась, и это действительно твой Илья, - выдал он под конец разговора: - то у него очень мощный ангел-хранитель. Столько лет в плену при тяжелых условиях не каждый выдержит.
Дома я никому ничего не стала рассказывать о цели своей поездки. Всего лишь очередная командировка на Ближний Восток, ничего необычного. Наталья Викторовна перекрестила меня перед дорогой, как родную дочь, родители с немым упреком смотрели, как я складываю в дорожную сумку аптечку, а Антон спрятал под кровать мои тактически ботинки и слезно отказывался мне их возвращать. В этот раз я пообещала ему, что если все пройдет хорошо, то я уйду в увольнение и буду писать коротенькие статейки из дома. И это обещание я честно планирую сдержать. Найти и вернуть Илью – теперь единственная моя цель.
5.2
Солнце палило нещадно. На термометре градусов сорок, не меньше. Пот стекал по лицу, застилая сухие от песка глаза. С утра еще и зуб разболелся, а лекарств нету. Чтобы заработать хотя бы на таблетку обезболивающего, мне нужно сделать ежедневную норму этих гребаных кирпичей. Пятьсот штук для меня уже постоянная рутина от рассвета до заката. Выбора нету. Хотя нет, есть. Не работать и получить хорошую порку плетью в наказание. Насмерть не забьют – им рабочая сила нужна. А вот покалечить стражники могут запросто, за любую провинность.
К вечеру зубная боль усилилась и стала отдавать в голову. Проверяющий рулеткой измерил объем кирпичей, который я выполнил за день, недовольно цокнул языком и кинул в меня кусок хлеба и бутылку воды. На вшивую таблетку я сегодня не заработал. Вот черт… если к завтрашнему утру боль не пройдет, то у меня будут проблемы. Когда я уже сдохну…? Даже охранники на своем тарабарском замечают, кивая в мою сторону, что мол, живучий русский им попался. А толку, что живучий? Для себя я уже давно сдох, ходячий труп. Раб без права свободы существования. Именно раб, а не пленный. У пленных хотя бы есть права, за которыми зорко следит международная конвенция, а у рабов нет ни прав, ничего. Только гребаные кирпичи и жестокий конвой, который пинает тебя словно собаку. Даже эта самодельная палатка из рваного брезента – и та мне не принадлежит. Осталась в подарок от другого раба, который в один день не смог выйти на карьер и получил пулю в лоб от конвоира. Вон, по краю брезента до сих пор следы крови не вымыты. А зачем…? Однажды наступит день, когда по окрестностям раздастся очередной выстрел, и засохшие капли оросит свежая кровь. Быстрей бы, надоело мучаться. Я бы и сам себе помог, если б мог. Вот только у меня из оружия только трафарет кирпичей и палка для измерения расстояния – невесть какое богатство. Да и наблюдатели здесь зоркие – не позволяют и лишнего движения сделать, куда уж тут самоубиться?
К соседней палатке протащили очередных рабов. Судя по одежде – свежая рабочая сила. Вон даже издалека видно, что камуфляж у них чистый, не выгоревший. Я давно уже перестал наблюдать за другими такими же как я бедолагами – неинтересно. Каждый раз одно и то же. Взял долг у владельца карьера, выплатить нечем, поэтому и приходится отрабатывать своей свободой, частенько и свободой своей семьи. Иногда попадаются невольники с рынка, которых выкупили и привезли сюда. Работа здесь приравнивается к смерти. Все рабы здесь – ходячие мертвецы. Пути вернуться нет.
-Ты совсем с ума сошла, дура? – донеслась до меня русская речь. – Головой вообще соображаешь, что творишь? Нас с тобой отсюда грузом двести вывезут, понимаешь? – мужик так громко орал, что я невольно стал слушать. – А тебя еще и по кругу пустят! Сказал же – придерживайся плана! А ты что…?
Женский голос отвечал неуверенно, с едва уловимыми нотками предистерики.