Но уже зачарованно был готов следовать за этим взглядом куда угодно. Хотя бы вот – до дома проводить. Мало ли куда эту полоумную непогода занесет?
Как оказалось, живет обладательница этих ярких глаз в самом центре города. Занесло же ее к нам, на дальнюю окраину! Но я был только рад этому. Девочка мне понравилась, да и последние часы перед призывом хотелось провести максимально мирно. Чтобы знать, за что воевать.
И да – за эту девочку я был готов воевать. Потому что сама себя она точно защитить не сможет. Слабая она какая-то. Эмоционально незащищенная. И имя ее ей подходит – Мария. Маша. Простое и без пафоса. Люблю такие.
Маша слушает мюзиклы и собирается поступать на журналиста. Любит мюсли со свежими ягодами и свою таксу Нэнси. Коллекционирует фарфоровых кукол, которых у нее уже восемь. И очень хочет быть взрослой и самостоятельной – оттого и сбежала от охраны.
Второй раз за всю жизнь мне было интересно слушать собеседника и отвечать на ее вопросы. Первым был школьный учитель истории, который с энтузиазмом рассказывал основы своего предмета. По нему сразу было видно – правильную профессию человек выбрал, не то что наша математичка, которая два и два в уме сложить не может, зато про тупых учеников часами готова разглагольствовать.
Предложив Маше самой выбрать темы для разговора, я не ожидал, что меня затянет, и я буду увлеченно уточнять каждую деталь. Уточнять, запоминать. И не только ее слова, голос, но и ее саму. Темные волосы, собранные в замысловатую прическу, немного потекший после дождя макияж и черные разводы туши под глазами, хрупкую шею и маленькие белые плечи. Худенькая фигурка под промокшей тканью – такой я ее и запомню.
Если присмотреться, то я знаю девчонок и красивее, чем та, которую сейчас провожаю. Ленка та же… А эта… случайная. И тут же вспомнились слова деда о том, что все, что происходит в жизни, не случайно, а задумано Кем-то свыше. Честно говоря, мне было наплевать, случайно или неслучайно я встретил Машу. Но точно жалеть об этом не собираюсь. Она милая, нежная. Наверное, так выглядят ангелы, и от полета ее сдерживает только тяжелое промокшее платье, облепившее ее, словно балдахин из толстой гобеленовой ткани для штор.
… Рассвет мы встретили вместе, возле ее дома. Символичное в это утро красно-золотистое зарево на мгновение ослепило глаза. Мы щурились, пока не догадались отвернуться и посмотреть друга на друга. И я задал, пожалуй, самый волнующий вопрос в этот момент:
-У тебя линзы?
Маша легко рассмеялась и несколько раз взмахнула слипшимися ресницами, отчего сердце остановилось на пару мгновений. Она ничего не произнесла, только закивала головой в знак отрицания, а потом неожиданно прижалась к моей груди. Ни с того ни с сего мое сердце стало биться как бешеное, радуясь случайному порыву нежности.
-Мы с тобой еще увидимся? – донесся до меня тихий голос.
Я до скрежета сжал зубы, чтобы не зарычать от обиды. У меня утром поезд… Черт, почему не завтра? Или почему эта Маша не встретилась мне хотя бы вчера? Только бы один день побыть еще здесь, с ней… чтобы прочувствовать, запомнить. Чтобы не забыть.
-Конечно, - солгал я.
2.1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Военврач дядя Боря – человек до мозга костей преданный своему делу. Одному Богу известно, сколько спасенных жизней на его счету. Я сам много раз становился свидетелем, как дядя Боря возвращал с того света пацанов, у которых внутренности на одном честном слове держались, у которых были животы разворочены и половина костей в порошок раздроблена. Да, это было больно, парни орали на весь госпиталь благим матом. Орали, но были живы. Не каждый врач на гражданке может похвастаться такой статистикой. А дядя Боря мог. У него крепкие нервы и удивительная хватка за чужую жизнь. Сколько раз он меня самого спасал? Сколько вытащил из меня пуль и зашил ран? Я уже и считать перестал. А доктор помнит. Удивительно.
-Это уже пятая, Васильев, - рассуждал вслух доктор, обращаясь скорее в пространство вокруг меня, нежели ко мне самому. Потом все же прищурено посмотрел на меня, доставая своим взглядом, кажется, до самого сердца, в самые потаенные его уголки, задевая за еще живые нервы. – Еще пару миллиметров выше – и ты бы остался совсем без легкого.
Я хотел было возразить, но аппарат искусственной вентиляции перекрывает возможность издавать членораздельные звуки. Максимум, что у меня получилось – это закатить глаза. Да, пожалуй, глаза остались единственной частью тела, которая не отзывалась глухой болью на простое движение. О чем там дядя Боря говорит? О легком?