Наверное, именно для того, чтобы расставить приоритеты между миром и войной, меня направили домой после лечения, в отпуск. Командир даже не спросил моего желания, а сходу поставил в известность. Подполковник Ярусов – человек прямой, открытый, не любит ходить вокруг да около, и в этот раз он тоже без лишних вопросов заявил:
-Считай, что это приказ. С матерью увидишься, яблок дачных наешься. Там как раз сезон.
Я вдруг вспомнил кислый вкус зеленых яблок, которые мама называла белым наливом. И с командиром спорить не стал – действительно, пора бы и, как говорилось в старых военных фильмах, на побывку. Полтора года мать не видел. До того – год. И каждый раз она сама приезжала в ту часть, за которой в тот момент я был закреплен. Сам я за все время службы ни разу домой не наведывался, хоть и часто задавался вопросами, как там живет мама, всего ли ей хватает? Конечно, она всегда отвечала, что все в порядке, но понятно ведь, что она не хочет на меня лишние проблемы вешать. Мамы – они такие.
Предупреждать о приезде не стал, хотел сюрприз сделать. Надо же, я и забыл, что такое сюрпризы. Даже на игры молодых бойцов смотрю с некоей долей отстраненной иронии – ну подумаешь, ящерицу в ботинок подложили. Им вот весело, а у меня никаких эмоций.
-Это потому, что ты, Илья, слишком долго с автоматом спишь, - по-отечески и даже как-то по-родному принялся пояснять мне за жизнь командир. – А надо спать с бабой. Иначе внутри все пусто станет. Понимаешь? Вымрет все.
А где ее взять-то, бабу эту? Чтоб не на один раз, как в дешевом борделе, куда наведывается вся военная часть по очереди, а надолго, желательно на всю жизнь? В ауле, конечно, много местных девушек, красивых, добрых, некоторые даже в школе учились и грамоту знают, но не лежит у меня душа ни к одной из них. Вот вспоминаю Машу, и ни о какой другой думать не могу. Ведь больше ни у кого нет таких мягких кудряшек, нежного румянца на щеках и ярко-зеленых глаз.
Когда домой приеду, к ней пойду, однозначно. И так слишком много времени прошло. Еще немного – и другой такой же, как я, нарисуется и, ему уже, в отличие от меня, никуда не нужно будет ехать. И он свое возьмет.
О том, что прямо сейчас, в эту самую минуту, у Маши может быть кто-то другой, думать не хотелось. Отмахивался от подобных мыслей, прогонял их от себя, но они все равно настойчиво барабанили по моим загрубевшим нервам. Узнает ли она меня? Должна узнать, не так уж я и изменился. Возмужал только, и все. Узнает, и мы… Что мы? Вместе будем? Поженимся? Потом что? Постоянные разъезды по пограничным гарнизонам? Ну, а что в этом плохого? Вон, у командира жена лет пятнадцать в полевых условиях живет, а дети его сынами полка по праву считаются. Живут люди, везде живут. И в военных гарнизонах тоже.
Об этом я думал всю дорогу до родного города. В вагоне тамбура крутил в пальцах отцовскую зажигалку и смотрел на быстро сменяющуюся картинку в окне, размышляя о том, как сложилась бы моя жизнь, останься я на гражданке. В ближайшее время у меня появится уникальная возможность узнать об этом. Я возвращался домой, к матери. И к Маше. Моей неизменной, хоть и далекой мечте.
-Илюша! – мама всплеснула руками и тут же заплакала, увидев меня на пороге. В муке перепачканная, полотенце кухонное на плечо закинула – милая, родная. Мама. Ее увидел, обнял, и только потом почувствовал, что дома. – Как же ты приехал?
-Поездом, мам, - мой голос грубо зарокотал по маленькой квартирке, и на миг показалось, что даже стены задрожали.
-Почему не предупредил? Я бы встретила тебя на вокзале…
А сама глаза мои целует, и я уже не различаю, мамины это слезы на щеках или свои? Не прав командир, нет у меня внутри никакой пустоты. Не может ее быть там, где сердце щемит от радости, что я вернулся. Я дома. Рядом мама. Как раньше.
Из спальни выглянула мохнатая рыжая морда и уставилась на меня своими желтыми глазищами. Боясь спугнуть, я присел и протянул ладонь к коту, чтобы погладить. Не убежал – помнит, значит. И если мамины морщины я сразу не заметил, то внешность Барсика буквально кричит о том, что прошло очень много времени. Не год и не два. Котэ седой совсем стал, линяет. Шерсть вон клочками сходит. Поднял несопротивляющегося кота на руки и пошел вслед за мамой. Она как раз тесто на пирожки замешивала. Присмотрелся – и вправду, на лице самого родного мне человека тонкой сеточкой рисуются морщинки. То ли от возраста, то ли от одиночества, то ли от переживаний за меня.