Длинный и тощий темноволосый Дагир, старший из двоих охранников, был бывшим наемником, опытным бойцом, который сейчас не терял времени, и пользуясь благодушным настроением начальства, вдумчиво и со вкусом потреблял заказанное Бразиром красное вино, иногда дополняя его парой крошек козьего сыра с блюда в центре стола. Второй охранник, Гаран, двухметровая глыба мяса с лысой головой и в одной набедренной повязке, по слухам, младший братик самой Верховной Жрицы, тоже не был разговорчив, поскольку использовал свою голову по назначению. Он в нее ел. Что, скорее всего, было самым удачным способом использования этого странного верхнего нароста на его теле. В любом случае, Бразир никогда не ловил его за использованием головы в любых иных целях. Впрочем, Бразира вполне устраивала молчаливость помощников, ему было о чем подумать и без них.
Нет, причины странного приказа у него никакого удивления не вызывали. И правда, приехал такой расфуфыренный эльф, потребовал ее, прошел все требуемые испытания, а потом побрезговал. Да, тут любая женщина взбесится. Это ж из серии «может, но не хочет». Такое не прощают.
Тем не менее, идея связываться с Советом Перворожденных никакого восторга у Бразира не вызывала. Жрица, как ни крути, — провинциалка, а в столице ходило вполне достаточно слухов о том, что ожидает вставшего на пути у Перворожденных. Нет, когда он взялся убить слугу их посла, он знал на что шел, но то — слуга, даже не полукровка. Были хорошие шансы, что эльфы просто величаво пожмут плечами и не станут соваться в ту сделку, которая и правда их совершенно не касалась. Теперь же его просили угробить, по сути, полномочного посла, по крайней мере, именно так расшифровывался титул «голоса леса», насколько Бразир слышал. Нет, раз приказано, придется сделать, но делать надо максимально осторожно, без свидетелей, так, чтобы к нему никаких нитей не вело. Эльфы, конечно, догадаются, что без Храма тут не обошлось, ну, так, пусть Храм и разруливает эти проблемы, а ему, Бразиру, такие мстители на хвосте совершенно ни к чему.
В этот момент в нише, занятой эльфом и его женщиной, раздался какой-то третий голос, и женщина эльфа, выскользнув из-за занавески, проследовала в снятую ими комнату на втором этаже. «Время!» — понял Бразир и поднялся с места, жестом давая понять охранникам, чтобы они следовали за ним. Это ж какая удача, думал он, если удастся захватить его бабу, то никуда он не денется, будет шелковый и послушный, только приказывай. Вообще-то, еще неизвестно насколько он привязан к этой девице, позволил себе здравое сомнение Бразир, в конце концов, про эльфов не зря рассказывают, что смертные для них — просто игрушки. Но если он в свою игрушку еще не наигрался, то ее вполне может и хватить, чтобы задержать эльфа ровно настолько, чтобы можно было его схватить.
Нет, он не врал жрице говоря, что справится и не с одним эльфом, но не был до конца чистосердечен тоже. Скажем, против темного эльфа он, пожалуй, все-таки не рискнул бы выступить. Светлые эльфы были послабее, но все равно великолепно владели самым разнообразным оружием, так что, проще всего справиться с эльфом Бразиру было в случае, если эльф не сопротивлялся. Что захваченная Бразиром игрушка эльфа и должна была обеспечить.
Захват получился элементарно — дав знак охранникам следовать за ним на изрядном расстоянии, сам Бразир следовал за девушкой примерно так, чтобы оказаться наравне с ней, когда та отопрет дверь. А оказавшись, пнул ее ногой внутрь, влетел за ней, и скрутив ей руки и зажав рот, дождался помощников. Затем, продолжая удерживать вырывающуюся девицу, Бразир дал знак охранникам зайти внутрь, закрыть дверь, и расположиться по сторонам от нее, чтобы быть готовыми схватить того, кто войдет в дверь следующим.
Ждать пришлось недолго. Минут через пятнадцать дверь раскрылась, и на ее пороге появлися эльф.
— Войди внутрь и закрой дверь, — спокойным повелительным тоном сказал Бразир, демонстрируя острый кинжал, прижатый к горлу женщины.
Мгновение эльф оценивал шансы убить Бразира и освободить заложницу, и эти мгновения Бразиру показались долгими, как часы, поскольку он и сам отлично знал, что ничего серьезного в этот момент противопоставить эльфу он не сумеет, а его фирменное заклинание требует больше времени, чем какой-нибудь острой железяке долететь до его груди. И неважно, что он успеет перерезать горло эльфийской подстилке, самому ему это уже не поможет.
Видимо эльф все-таки беспокоился о своей женщине, и послушно вошел внутрь, так ничего и не предприняв. Охранники тут же схватили его за руки и приставили к его горлу ножи. Бразир почуствовал невероятное облегчение. Все, эльф попался. Один знак его руки, и…
— А теперь, Перворожденный, прежде чем умереть, посмотри на это! — сказал он, одним слитным движением перерезал горло женщине в его руках, и бросил ее наземь. Кровь забила струей из перерезанных артерий.
Эльф дернулся и повис в руках охранников. Вдруг его тело выгнулось как в молитве, упало на колени, и даже двухметровый Гаран не смог его полностью удержать от этого. Бразир уже почти отдал приказ довести дело до конца, как синее холодное пламя охватило обоих охранников, и начало их есть. Не нужно было быть мастером магии, чтобы распознать драконий огонь, страшное пламя, выборочно сжигающее все на его пути, даже воду. Мало кто видел драконий огонь и, по слухам, лишь высшие мастера магии могли его создавать, и на тебе, какая незадача — напороться на умельца, когда совсем того не ожидал. Мессир Вальфен не успел обьяснить слишком много своему ученику насчет этого пламени, но главную мысль он обьяснил просто и доходчиво: если видишь драконий огонь, это значит, что пора сваливать, причем с максимально доступной скоростью. Увы, сваливать в данным момент было затруднительно.
На пол упали ножи и не пострадавшая в огне одежда охранников. Эльф тем временем поднял глаза, засветившиеся жутким зеленым светом, от которого у Бразира перехватило дыхание, замерло сердце и скрутило живот. Понимая, что речь идет о его жизни, Бразир провыл заклинание и выпустил в эльфа свой фирменный «зеленый дождь», сопровождая его отборными ругательствами и проклятиями, включая те, за которые любой эльф бросился бы на обидчика, не разбираясь, что ему грозит, и каковы его шансы.
Как ни странно, эльф выглядел, как будто не понял ни слова. Еще удивительнее, и к ужасу Бразира, зеленый дождь послушно долетел до эльфа, вдруг потускнел, пролетел сквозь него, не причинив ни малейшего заметного вреда, и вновь став ярким и насыщенным энергией, разнес дверь и заднююю стену комнаты. Бразир совсем уж было собрался послать следующее заклинание, простер руки, и с ужасом увидел синее холодное пламя, сжирающее его тело. Еще мгновение, и тела у него уже больше не было, а ворвашиеся из ниоткуда руки схватили все, что от него оставалось, и притянули к эльфу…
Словно судорога боли пронзила все мое существо, и я поневоле обернулся на игрушечный мирок F58, из которого раздался призыв…
Словно судорога боли пронзила все мое существо, и я поневоле обернулся на игрушечный мирок F58, из которого раздался призыв…
Словно судорога боли пронзила все мое существо, и я обнаружил себя в теле Тариэля. Какие-то два урода крепко держали его за руки, приставив острые железки к горлу эльфа. Мысленной командой я отключил узлы, отвечавшие за моделирование тел уродов. Узлы, отвечающие за прорисовку тел, в ходе выключения на мгновение заливали свой кусок синим светом, как монитор, потерявший сигнал от компьютера, и со стороны это выглядело, будто тела уродов вспыхнули неярким холодным синим пламенем, пожирающим их, а железки с одеждой упали на пол. Душу одного из них, оказавшегося простым демоном, я тут же развеял взмахом руки, а душу второго пнул подальше — реинкарнатор разберется, что за карму он там заслужил своими действиями.
Стартующий поток сознания только начинал овладевать телом эльфа, и это занимало удивительно много времени. Сейчас только осталось показать поле для гольфа и начать напевать какую-нибудь тупую музычку, винда недоделанная, обругал я себя мысленно и начал подниматься с колен, пытаясь разобраться, что же тут произошло и кому надо раздавать подарки. Нет, я чувствовал жуткую кинжально-острую душевную боль эльфа, которая и до меня добиралась, но это была не моя боль. Не совсем моя. Самого же меня начало трясти от бешенства.