— Это запрещённый приём, я знаю. Но в некоторых случаях он допустим. Я его на старой сестре отточил до совершенства, и теперь на новой иногда использую, работает безотказно, я голодным от неё ни разу не уходил. Ешь давай, — он сам положил себе кусочек, попробовал и убедился, что вкусно, положил один Эльви. Подождал, пока она успокоится и начнёт есть, спросил: — Так ты с бабушкой живёшь?
Она кивнула:
— С бабушкой и мамой, и с кошкой, но её сейчас нет.
— А отец?
— Я ничего о нём не знаю, и не видела его ни разу в жизни.
— Я своего тоже не видел.
Они обменялись понимающими взглядами, иронично-равнодушными — в этом районе это было нормой, здесь большая часть мужского населения проживала временно, сезонами. В конце осени, когда заканчивался сбор урожая и основные сельские работы по подготовке к зиме, молодые мужчины приезжали в город и нанимались на работу до весны, когда начнутся посевные работы и они опять будут нужны в своих деревнях. Многие катались туда-обратно всю жизнь, некоторые соблазнялись преимуществами большого города и пытались остаться, хоть это и было очень трудно. Батракам платили мало, но для них и эти гроши были большими деньгами, сознательные мужчины копили их всю зиму, потом весной перед отъездом покупали на них подарки своей семье, несознательные всё пропивали и проигрывали в карты прямо здесь, город создавал условия.
Этот район вообще жил и дышал в ритме сезонов. Летом здесь было тихо, жарко и безлюдно, дети гуляли ночами без боязни, потом осенью приходил обоз с деревенскими и всё менялось за один день. В старых производственных зданиях арендовали помещения маленькие фирмы, которым требовались подсобные рабочие, они нанимали людей прямо с обоза, предоставляли жильё и питание, подписывали контракты, которые деревенские зачастую не могли прочитать — там подавляющее большинство было неграмотным. Батраки постарше и поопытнее приезжали целыми семьями, у многих были постоянные наниматели, их ждало рабочее место в частных домах неподалёку, и они арендовали один и тот же угол каждый год, хозяева квартир их встречали как старых друзей.
Для местных приезжие были источником дохода, но и источником проблем тоже — сильные и здоровые деревенские парни выгодно отличались от стабильно недоедающих местных, девушки обращали на них внимание, те с готовностью рассказывали им сказки про любовь до гроба и свадьбу весной, а потом уезжали и никогда не возвращались. Работодатели не выдавали информацию о них, а на следующий сезон парень мог выбрать другой обоз, идущий в другой такой же район для временных работников, и провернуть это ещё раз, их почти никогда не находили. Если находили, об этом писали в газетах, в рубрике забавных новостей, Барт помнил статью о мужчине, который наплодил пятерых, попавшись совершенно случайно, и это при том, что в деревне его ждала семья с ещё пятерыми. Девушек об этом явлении постоянно предупреждали, но они всё равно не слушали, это никого не удивляло.
Он ничего не ответил, молча пил чай и ел торт, слушая треск свечи. Потом спросил:
— А где бабушка с мамой?
— Бабушка на работе допоздна, она работает экономкой в богатом доме, приходит на ночь, утром уходит раньше меня, у неё один выходной в неделю, в воскресенье. А мама работает нянькой, она живёт у хозяев, приходит домой два раза в неделю и то ненадолго, и её могут вызвать в любой момент. Когда я родилась, она пошла работать кормилицей в этот дом, и потом осталось няней этого ребёнка, постоянно про него рассказывает, какой он офигенный. Мой ровесник, а без няни никуда. Но у хозяев потом ещё один родился, кормилицу взяли новую, а моя мать осталась нянькой при нём тоже, так что без работы не сидит.
— Понятно, — вздохнул Барт, задумался, осматриваясь и в который раз узнавая каждый предмет на этой кухне. Внезапно ему пришло в голову, и он сразу спросил, не думая: — Стоп, а кто тебе готовит, если никого всё время нет дома?
Эльви посмотрела на него так, как будто он туповат, он прикусил язык, с опозданием понимая, что приготовленная дома еда, к которой он привык стремительно и с огромной лёгкостью, для этого района роскошь, здесь едят хлеб из государственной пекарни с фиксированными ценами, и по праздникам ещё что-то дорогое, что покупают готовым. Эльви перебила его мысли, отвечая медленным спокойным голосом, как будто разговаривала с больным:
— Я сама себе готовлю, мне не три года.
— А, фух, — он нервно рассмеялся, с облегчением понимая, что дом на третьем этаже — это всё-таки не самое дно, как минимум, не такая нищета, в которой жил он сам. Здесь мебель была старой, но вполне годной, баллон с газом тоже стоил денег, и бидоны для воды могли себе позволить не все, в его семье воду хранили в бочке, и она там быстро портилась. Эльви смотрела на него так, как будто читает на лбу каждую мысль, иронично фыркнула:
— Я не голодаю, Барт. Я понимаю, что райончик не мечта, но всё не так плохо, честно. Квартира осталась от деда, он работал бригадиром на «Синем камне», хорошо зарабатывал, бабушка в молодости вообще не работала. Когда он умер, а моя мать родила меня, всё стало сложнее, но не так плохо, как выглядит, честно. Бабушка из дома хозяев иногда приносит очень прикольную еду, и вещи приносит, на мне всё сейчас оттуда, оно, может, не модное, но оно качественное. Не волнуйся. И можешь не приносить еду, я тут не умираю с голоду, честно.
Она тихо смеялась и Барт тоже начал улыбаться, хотя и было стыдно за такие темы. Эльви положила себе ещё кусочек торта, уважительно сказала, указывая на него:
— Такого я никогда не пробовала, хотя я вообще много чего пробовала. Очень вкусно. Как называется?
— Понятия не имею, я тоже такого никогда не пробовал, это вообще рецепт из другого мира, — он тоже положил себе новый кусочек, потом понял, что Эльви молчит как-то подозрительно, поднял глаза, увидел её глаза, и с силой закрыл ладонью свой глупый рот. Убрал руку и тихо сказал: — Забудь. Что ж я такой болтун сегодня, а? Блин…
— Кем ты работаешь? И с кем?
— Не задавай мне таких вопросов. Если где-то всплывёт, что я это разболтал, я не знаю, что со мной будет. Скорее всего, я просто исчезну, и никто меня никогда не найдёт.
Его от этих мыслей бросило в жар, или от чая, он не знал точно. Расстегнул китель, снял и положил на соседнюю табуретку, оттянул воротник рубашки, устраивая груди вентиляцию, посмотрел на чай и попросил Эльви:
— Дай водички, а?
Она встала и зачерпнула новой чашкой воды из ведра, протянула, он выпил и попытался улыбнуться:
— Надо срочно сменить тему. Давай ты рассказывай, что-нибудь доброе и хорошее.
Эльви улыбнулась, отпила чая, потом замерла, прислушиваясь, резко изменилась в лице и сказала совсем другим тоном:
— Не получится доброе и хорошее, сейчас сюда бабушка придёт. И, прости, у меня нет желания вас знакомить. Так что ты либо телепортируешься сию секунду, либо прыгаешь в окно. До свидания, Барт, — она изобразила приглашающий жест в сторону окна, он встал, сделал суровое и решительное лицо, отдал честь и телепортировался в общагу.
3.27.9Б Приглашение Эльви на практику
В комнате было темно и грязно, как обычно, но сейчас это почему-то раздражало. Он взял с пола мятую рубашку, положил в шкаф, задумался. Посмотрел на книжную полку, понял, что забыл у Эльви методичку, это внезапно оказалось так приятно, что он сразу же начал представлять, как пойдёт к ней ещё раз, за методичкой, и забудет что-нибудь другое, и опять принесёт торт, и будет пить чай.
В голове был бардак ещё похлеще, чем в комнате, он решил, что надо поговорить с Верой, может быть, не об этом, о чём-нибудь другом, но поговорить надо. Она умеет сама разворачивать любую тему в нужную собеседнику сторону, как будто мысли читает. Он знал, что это не так, но не знал, как всё на самом деле, узнать правду хотелось, но гораздо больше хотелось просто воспользоваться, раз уж это так прекрасно (хоть и нелогично) работает. Настроившись на ещё один чай, он телепортировался на третью квартиру, на этот раз культурно, в библиотеку, и вежливо позвал, чтобы не вломиться случайно посреди интимной сцены:
— Вера, ты тут?
— Я на кухне, иди сюда.