— И? Что сказала старшая Хань?
Двейн смотрел на него в ожидании ответа, а Шен медленно начинал улыбаться, всё сильнее и глубже вникая в прелесть формулировки этого вопроса.
«Она — Хань, не Кан, уже больше двадцати лет как. Почему я должен считаться с её мнением? Она меня бросила. Она бросает меня каждый раз, когда делает этот пренебрежительный жест своей белой тонкой ладонью, а я возвращаюсь, как бумеранг. Это законы физики. Вот только они не всегда работают.»
Опустив глаза, он посмотрел на ледяную птицу, настолько детальную, что было ясно, что без магии здесь не обошлось, она стояла в тазике, в котором Док обычно замачивал бинты, там медленно накапливалась вода.
«Какой хозяйственный пацан, и на Аллее Духов прибрался, и тазик нашёл. Надо брать, однозначно, в семье такой пригодится.»
Двейн настороженно позвал:
— Шен? Что она сказала?
Шен медленно поднял глаза к лицу Двейну, пытаясь по этому лицу понять, как он сам сейчас выглядит, он почему-то не чувствовал. Двейн смотрел на него так внимательно, как будто пытался душу прочитать по глазам, и что-то там такое видел, что на его лице сама собой начала появляться наполовину сумасшедшая, наполовину злорадная улыбка.
«Он отражает меня. Это я сошёл с ума и злобно радуюсь этому событию.»
От этого понимания стало теплее внутри, как будто называние вещей своими именами уже было шагом к успеху. И он назвал по имени следующую важную вещь:
— Старшая Хань мне отказала.
— И что ты планируешь делать?
— Я планирую дать понять этой слишком уверенной в собственной неуязвимости женщине, что отказывать мне — очень плохая идея.
Двейн усмехнулся, опустил глаза, нервно погладил птицу и сказал, осторожно подбирая слова:
— Перефразируя господина нашего Альберта, «а таки есть ли у тебя силы, чтобы так себя вести?»
Шен тоже усмехнулся — Альберт говорил это о деньгах, он считал, что для любой наглости есть оправдывающая сумма.
«Нищета сбивает спесь с кого угодно. С кого угодно, брат. Нищета и ненужность.»
— У меня есть всё необходимое. Я только что был во дворце Кан.
— В старшем?
— В моём.
— И?
— Мне дали знак. — Он посмотрел на птицу, которую Двейн поглаживал по ледяному крылу, посмотрел на Двейна: — Я сначала не понял, что это знак, и его повторили, специально для тугих и неверующих. Вернулся сюда, пошёл в душевую — там стоит такая же птица, — он указал глазами, добавил: — Пришёл к тебе — здесь опять она. Если это не знак, то что это вообще?
— Это Барт сделал, — улыбнулся Двейн, ласково провёл ладонью по голове птицы, посмотрел на Шена: — Потому что мне было жарко, я пожаловался — он решил проблему.
— А в моей душевой?
— Наверное, он отнёс туда первый вариант, который в тазик не поместился. Это — второй, более близкий к реалиям.
Шен посмотрел на птицу, на тазик, медленно вздохнул и констатировал:
— Значит, Барт — рука духов предков.
— Ох и руку предки выбрали, — тихо рассмеялся Двейн, расслабляясь и осторожно ложась обратно на кровать, опять положил голову на птицу, закрыл глаза. Шен ответил с шутливым неодобрением:
— Какую ты им дал, такую они и взяли, у них не особенно большой выбор.
— Я не виноват в том, что ты берёшь в семью одних неадекватов.
— Ты из них первый во всех отношениях.
— Я знаю, — самодовольно улыбнулся Двейн, не открывая глаз, погладил птицу и вздохнул: — Ты сам меня выбрал.
— Я тебя почуял, ты мой брат по крови, это факт, и он неоспорим, его можно доказать Гонгом и экспертизой. Значит, наследник у меня есть.
— И меч есть, и женщина есть. Я знаю.
— И я знаю. Осталось убедить в этом весь остальной мир. И я начну с женщины. Прямо сейчас. Пожелай мне удачи.
Он встал и посмотрел на Двейна, Двейн приоткрыл глаза и хитро улыбнулся:
— Я не госпожа Вероника.
— Я тоже не Великий Белый Дракон, тем не менее, иду и меняю мир.
— Удачи.
— Спасибо.
Он бросил последний короткий взгляд на ледяную птицу и вышел из палаты.
«Наследник, меч, женщина. У меня всё это есть, и это единственная правда, которая между мной и небом. Всё остальное — юридические вопросы, и я оставлю их юристу, пусть у Ричи голова болит по поводу того, как доказать людишкам, что Двейн — наследник, а Вера — жена, я никому ничего доказывать не собираюсь, пусть идут к чёрту. Пока внутри стен дворца Кан всё так, как я хочу, меня не волнует, кто что об этом думает за пределами этих стен.
Двейн согласился быть наследником, приняв имя. Меч признал меня хозяином, показав свет. Как только Вера назовёт себя женой, пазл сложится.»
Он остановился перед самым порталом, вдруг вспомнив, что браслета у него в кармане больше нет, и поговорить с Верой тоже не получится — проклятие не позволит.
«Шаманка наградила меня этим проклятием, она его и снимет. Мы расстались на довольно неприятной ноте, но я уверен, у меня найдётся то, что заставит её сменить гнев на милость, у меня этого много, хватит на весь мир.»
Он вызвал телепортиста и отправился в банк.
4.31.1Б Дуэль без магии
Он проснулся за пять минут до будильника, совершенно отдохнувшим и готовым бежать вприпрыжку на любые подвиги, особенно если с бытовичками.
Быстро вымывшись и почистив единственный оставшийся костюм, собрал сумку и пошёл телепортом сразу ко входу в Академию, бодро дошёл до нужного кабинета, окинул взглядом аудиторию, сразу отмечая важные точки — серая старушечья коса Эльви за второй партой, роскошные сверкающие волны тёмных волос слева через проход от Эльви — Яся, все остальные его не волновали.
Соседка по парте сразу же вцепилась в его локоть и стала лепетать что-то о том, как она рада, что великий-умный-самый-лучший Барт наконец-то здесь, потому что без него она ни за что не решит это задание, невероятно сложное для её женского мозга. Он мазнул взглядом по заданию, написал карандашом ответ прямо в учебнике и стряхнул соседку со своей руки — она его раздражала своим лепетанием, он ей не верил. После вчерашнего разговора с Эльви на тему женской конкуренции, он стал вспоминать ситуации, которым раньше не придавал значения, но теперь начал воспринимать по-другому — у девочек тоже были свои быкующие наглые альфа-самки, которые портили всем жизнь, но у них это было как-то более завуалированно, хитро и тайно, если не знать точно, куда смотреть, можно было вообще никогда не догадаться. А теперь он знал, куда смотреть, и видел, как его соседка перехватывает слишком долгие взгляды других девочек в его сторону, и отвечает на них весьма зубастой улыбочкой, и на локте его она виснет не веселья ради, а демонстративно, чтобы видели другие. Это было глупо, но приятно, он чувствовал себя востребованным от этого, хотя виду не подавал, изображая, что соседка для него не важнее, чем пыль на рюкзаке — пока не мешает, можно не стряхивать. Она не мешала.
Прозвенел звонок, пришёл учитель, стал начитывать материал, разжёвывая элементарные вещи настолько подробно, как будто здесь сидели маленькие глупые дети, а не студенты от пятнадцати до двадцати лет. Барта сразу же потянуло в сон, его организм умел полностью высыпаться за пять-семь часов, вскакивая бодрым и полным энергии, но это была обманчивая бодрость, и через пару часов он мечтал о сиесте.
К концу второй пары он уже лежал щекой на конспекте, слушая краем уха монотонный голос преподавательницы, а потом мозг резко проснулся, реагируя на имя, произнесённое хитреньким ироничным тоном:
— Эльвина, соберись! Вы с Бартом сегодня прямо не здесь. Вы вместе ночь не спали, что ли?
Группа рассмеялась, соседка Барта смеялась громче всех, как будто ничего в мире не может быть смешнее предположения, что Барт и Эльви провели вместе ночь. Он сел ровно, изображая, что вовсе он и не спал, посмотрел на затылок Эльви, у неё даже шея была красная, лицо, наверное, пылало огнём. От этой мысли ему почему-то стало неприятно, он любил, когда Эльви краснела, но только когда он сам был этому причиной, а сейчас её смутила учительница, и его это возмутило.