Эльви мрачно фыркнула, отворачиваясь и глядя на миску с недоеденным супом:
— Ага, я тоже так думала. Долго хотела кошку, уговаривала маму с бабушкой, они согласились, но только на кота. Я нашла её на улице, когда она совсем маленькая была, все думали, это кот, называли Сэм. А потом он взял и родил, переименовали в Саманту. Я думала — класс, котята, уж начала искать им хозяев. Потом прихожу — они в ведре плавают головой вниз. А бабушка говорит: «Теперь понятно, почему я хотела кота, а не кошку? Вот так теперь и будет всегда». Это уже три раза было. И скоро опять будет. А она потом ходит зовёт их.
Барт сидел как оглушённый, опустил глаза на кошку, которая лежала совершенно спокойная, погладил её пузо, осторожно посмотрел на Эльви и тихо сказал:
— Жесть какая.
— А куда их девать? Питомник на сто котов устроить? Мы их не прокормим. А не выпускать её невозможно, она орёт и не даёт спать, я пыталась её запереть, её бабушка выгнала.
Тишина в комнате повисла такая жуткая, что жизнерадостное кошкино мурлыканье звучало оглушительно, Барт держал ладони на её боках и чувствовал, как там внутри шевелятся и толкаются котята. Ему не то чтобы было очень жалко котят, но было странное жуткое ощущение отторжения всей ситуации. Он родился на Синем Камне, где каждый сопляк знает, что мир совсем не сладкая конфетка, так что за своё место в жизни надо сражаться каждый день, иначе останешься на обочине, но у этих сопляков был шанс, у каждого рождённого был шанс выжить, если он достаточно крепкий. Сам Барт из-за своего слабого здоровья прошёл по краешку, он знал об этом, и был благодарен тем, кто о нём заботился, но вот только что вдруг осознал, что они могли и не заботиться, просто приговорить его изначально.
«Но они этого не сделали. Они же люди, и я человек, я имел право на свой шанс. И мне его дали.»
Он посмотрел на кошку, на Эльви, хитро улыбнулся и шепнул:
— Хочешь, украдём их?
Эльви слабо улыбнулась, как будто считает его наивным дурачком, он сделал лицо посерьёзнее и сказал более взрослым тоном, как план операции:
— Я знаю цыньянский храм, там полно котов, стопудово есть недавно родившие кошки, они всегда принимают чужих котят, их выкормят. Сначала приёмные кошки, потом жрицы, потом мышей ловить научатся. Им там будет хорошо, это богатый храм, и там считается, что храмовая кошка приносит удачу и благополучие, так что богатые цыньянцы их за деньги покупают и к себе во дворцы забирают, талисманом работать, это карьера мечты. А кошке я на будущее противозачаточный амулет сделаю, пусть наслаждается брачным периодом без последствий.
Эльви улыбнулась чуть менее угрюмо, закатила глаза:
— Как всё просто.
Барт изобразил гениально-магический снобизм и кивнул:
— Министерство ничьих собачьих дел, решает вопросы с кошками. Быстро, качественно, незаметно. За еду. Но только если с чаем.
Эльви тихо рассмеялась, Барт почувствовал себя увереннее и сказал предельно деловым тоном:
— Серьёзно, скажи мне, когда они родятся, устроим им спасательную операцию по переброске в безопасное место.
— Кем ты работаешь? — шёпотом поинтересовалась Эльви, с таким видом, как будто спалила его по всем фронтам, но будет молчать из вежливости. Он изобразил ненатурально невинное лицо и кокетливый тон:
— Документы заполняю.
Эльви рассмеялась, он сделал вид, что его это возмутило, показал трудовые мозоли на пальцах и сказал:
— Да правда заполняю! Я за сегодня и вчера написал страниц сорок, и это не предел, бывает и похлеще.
— Зачем тебе столько писать?
— Отчёты, — закатил глаза он, признался с тяжким вздохом: — Я правда заряжаю артефакты, и ремонтирую иногда, и пишу отчёты, если что-то сломалось — что именно, почему, как переделать, чтобы больше не ломалось, всё такое.
— Так ты правда можешь сделать противозачаточный амулет?
— Да, конечно. Я не думаю, что для кошек есть какая-то специфика, но на всякий случай уточню у учителя. Он будет считать меня странным, но я как-нибудь это переживу, не в первый раз. Я сделаю.
Она как-то подозрительно замолчала, Барт сначала не обратил внимания, занятый подсчётом кошачьих ног в недрах кошачьего пуза, потом понял, что голос Эльви на последнем вопросе звучал как-то странно, и поднял на неё глаза. Она сидела хмурая и задумчивая, потом поняла, что он на неё смотрит, посмотрела в глаза, отвернулась, но собралась с силами и повернулась опять. Сказала тихо, но уверенно:
— И мне сделай.
Барта как будто ведром ледяной воды окатили. Он замер с раскрытым ртом, не имея понятия, что ответить и как вообще на это реагировать, потом понял, что сидит так слишком долго и это уже выглядит глупо, надо ответить, тем более, что ответ у него был, он мог это сделать, конечно, но… Он приложил усилие, чтобы собраться и перестать хватать воздух ртом, как бедная рыба, охреневшая от смены окружающей среды, прокашлялся и хрипло спросил предельно ровным тоном:
— У тебя есть парень?
— Нет.
Он выдохнул так, как будто с него обвинения в государственной измене сняли, мрачно рассмеялся от облегчения и улыбнулся:
— Тогда зачем тебе амулет?
— Чтобы если меня изнасилуют, я могла быть уверена, что хотя бы не рожу от насильника, и не увижу потом ребёнка плавающим в ведре вниз головой.
Его опять шибануло с небес на землю с бешеной скоростью, он пытался что-то придумать, чтобы выкрутиться и как-то уйти от этой темы, но было ощущение, что переводить в шутку можно что угодно, но только не эту тему, здесь всё смертельно серьёзно, до трупов в ведре. Слова никак не находились, он просто сидел с раскрытым ртом и пытался прийти в себя, посмотрел на Эльви, которая смотрела в сторону с таким лицом, как будто видела всё дерьмо этого мира, и точно знает, что лучше не будет, потому что изменить ничего нельзя, можно только приспособиться и смириться. Барт молчал и ждал хоть чего-нибудь, малейшего шанса выкарабкаться из этой темы, Эльви медленно перевела взгляд со стены на кошку, а потом на Барта, усмехнулась и шепнула:
— А ты думал, женщины от хорошей жизни без мужей рожают?
Барт округлил глаза, Эльви мрачно рассмеялась:
— Серьёзно, ты не догадывался даже? Ты как из другого Оденса, честное слово.
Он опустил глаза, неуверенно пробормотал:
— Нет, я знал, что изнасилование бывает, но…
— «Бывает»? — фыркнула она, запрокидывая голову и глядя на потолок в тенях и трещинах, вздохнула и посмотрела на Барта, он отвёл глаза, она сказала с мрачным весельем человека, который давно ни во что не верит, и сталкиваясь с плохим, испытывает удовлетворение от того, что его плохой прогноз опять сбылся: — Знаешь, из всех женщин, которых я знаю, с попытками изнасилования сталкивалось почти сто процентов, и примерно половина отбиться не смогла. Они молчат об этом, потому, что если они скажут, виноватыми объявят их. Если родила без мужа — значит шлюха, а если ходила беременная, а потом нет ребёнка — значит убийца. А мужики ни при чём, женщина сама всё захотела, всё сделала, и должна отвечать за последствия.
Барт поморщился:
— Жесть какая. Да ну, этого не может быть.
Она опять фыркнула и мрачно рассмеялась, медленно кивнула, как будто эксперимент опять показал именно то, чего она ожидала:
— Вот видишь. Это первая реакция — «не может быть», то есть, я вру, и они все врут, на самом деле всё не так, а если где-то изнасилование и «бывает», то стопудово женщина сама виновата, что полезла в эти опасные места. Поэтому все и молчат.
Он смотрел на неё, постепенно погружаясь в полный мрак всё глубже, ощущая, как от нехорошего предчувствия начинают приподниматься волосы на всём теле.
— А ты…
Она качнула головой с совершенно бесстрастным лицом:
— Нет. Меня пытались, несколько раз, я отбилась. Одного застрелила, одному магией глаза обожгла, заклинанием для утюжки, от одного просто убежала. Я в состоянии себя защитить, но я понимаю, что это ничего не гарантирует, мне просто повезло, трижды. В четвёртый раз может не повезти. Я не из тех нежных цветочков, которые после такого вешаются или в реку бросаются, так что… я просто думаю о выживании. И противозачаточный амулет мне бы в этом сильно помог.