Вместе с И. П. Осадчим в руководство РУСО вошли профессора П. А, Голуб, В. М. Иванов, Р. И. Косолапов, Ю. К. Плетников, В. А. Сапрыкин, В. В. Трушков, С. А. Чибиров, В. С. Шевелуха и др.
С первых своих шагов общество начало оказывать действенную помощь фракции КПРФ в Госдуме в подготовке законопроектов, проводить научно-теоретические конференции, вести издательскую деятельность, готовить рекомендации ЦК КПРФ по актуальным теоретическим проблемам. Одной из главных задач РУСО была консолидация научных сил коммунистов по всей стране и привлечение их в зону влияния КПРФ. Решение этой задачи оказалось непростым делом, так как бывшая коммунистическая вузовская интеллигенция в значительной мере испугалась политической ситуации и видоизменила свои убеждения, став социалистами, либералами и вообще сторонниками Ельцина. В то же время вступившие в РУСО ученые, как правило, были традиционалистами, стояли на классических марксистско-ленинских позициях и призывали не злоупотреблять радикальным обновлением марксизма и отказом от таких концепций, как «классовая борьба» или «диктатура пролетариата».
В 1994 г. у Зюганова обострились отношения с Александром Руцким, возглавившим движение «Держава», с Владимиром Жириновским — лидером ЛДПР и социал-демократами. Наблюдая за нападками этих патриотов, Зюганов насколько раз высказывал полушутливые опасения «погибнуть после победы оппозиции от рук сегодняшних товарищей». Однако до победы было более чем далеко. Фракция КПРФ безуспешно пыталась ставить вопрос об отставке Правительства, Президента, смене всей политики, внешней и внутренней, но режим практически мало на это реагировал, хотя, бесспорно, обращал серьезное внимание; периодически раздражался и гневался, угрожал неприятностями. Во-первых, он рассматривал оппозицию как неизбежное зло, с которым надо внешне мириться, чтобы завоевать репутацию демократической страны; во-вторых, он считал комдвижение временным явлением, которое естественным образом отомрет с неизбежным уходом советского поколения пенсионеров, являющегося будто бы основой партии.
В своей борьбе Зюганов и парламентская фракция КПРФ главные идейные удары наносили по позициям исполнительной власти в лице Президента и Правительства. Критиковалось конституционное устройство государства. Практика показала, что администрация Президента, обладая неслыханными полномочиями, не в состоянии ими воспользоваться для вывода страны из кризиса, ибо все ветви власти оказались несамостоятельными и недееспособными. Зюганов постоянно подчеркивал, что Правительство должно быть сильным, но под обязательным парламентским контролем и с обязанностью отчитываться перед Государственной Думой раз в три месяца.
Испытывая сильнейшее недоверие к либеральному правительству, Зюганов и фракция КПРФ тем не менее стремятся по мере возможностей сотрудничать с ним, не подвергать его огульной неконструктивной критике по принципу «чем хуже, тем лучше». В глазах Зюганова Черномырдин был вроде бы сторонник сохранения естественных монополий, прежде всего его бывшей вотчины — Газпрома. Зюганову казалось, как выяснилось, ошибочно, что Черномырдин где-то внутри настоящий государственник, как бывший советский министр тяготеет к плановому развитию экономики, радеет за экономику страны, где-то симпатизирует социалистическим идеям. Во всяком случае, на фоне прежнего руководителя Правительства Егора Гайдара он выглядел бесспорно солидно, обладал опытом хозяйственного руководства, по крайне мере лично знал, что такое промышленность, и не путал домну с элеватором. После длительных обсуждений Зюганов и фракция КПРФ поддержали бюджет Правительства, дав зеленый свет его планам стабилизации. Однако к осени 1994 г. выяснилось, что обещанного улучшения состояния дел в экономике не предвидится.
Зюганов выделяет в свете первоочередных задач законы, которые надо срочно принять. Это законопроекты «О недопущении совмещения государственной и коммерческой деятельности», «О недопущении пребывания иностранных войск в России», «О выборах президента», а также об установлении ограничений цен на энергоносители и транспортные расходы, компенсации денежных вкладов, обесцененных в результате либерализации цен, о приостановке процесса приватизации.
Но все эти предложения повисали в воздухе. Администрация Президента, претендовавшая на роль то ли второго, то ли первого параллельного правительства, игнорировала не только парламентские конституционные предложения, но даже постановления по конкретным актуальным практическим вопросам. Например, Дума в течение года приняла большинством голосов при самом непосредственном участии КПРФ постановление о кризисном положении в российской науке от 4 февраля 1994 г., о коррупции в Западной группе войск от 22 июня 1994 г, об индексации вкладов населения в Сбербанке на 12 января 1992 г. — от 21 июля 1994 г., об образовании комиссии по соблюдению законодательства ОМОН от 12 октября 1994 г. и т. п. Но все эти инициативы отвергались исполнительными властями.
Комментируя февральское 1994 г. послание Президента Федеральному Собранию, Зюганов сказал, что если бы это послание было сделано три года назад, то его можно было бы признать приемлемым. На наш взгляд, Зюганов имел в виду прямое признание неэффективности монетаристского курса прежнего правительства, провальных итогов реформ 1992–1993 гг. Он говорил, что испытываешь ощущение, что в последние гри года Президент не жил в стране, к проводимой политике лично не причастен. Хотя по тону и характеру само послание вполне способствует дальнейшему диалогу, но надо смотреть реально на катастрофическое состояние страны и предлагать конкретные ответственные варианты решения вопросов.
Такая оценка Зюганова была совершенно справедлива. В самом деле, к этому времени уже было очевидно, что свертывание отечественного производства стало чуть ли не государственной политикой. Ученые РУСО на основе статистических данных пришли к выводу, что ежегодно отечественное производство сокращалось в индустрии более чем на 10, а сельском хозяйстве на 8 %. Пропала половина национального дохода страны, хотя за Отечественную войну было потеряно только 30 %. Благодаря уникальным резервам высоких технологий в засекреченных областях страна приобрела репутацию технологически отсталой державы и стала активно перенимать все пороки капиталистической системы, причем не американского образца, а «третьего мира». Капиталистическое развитие в России стало не результатом собственного естественно-исторического развития, а было искусственно организовано либеральными кругами сверху и извне и поэтому имело столь плачевный результат. При этом внутренний рынок был отдан не отечественной буржуазии, а иностранным фирмам и в результате российский товаропроизводитель всех форм собственности был отчужден от российского рынка самым наглым образом. Новый капитализм, сохраняя «пережитки» социализма и впитывая в себя элементы компрадорской паразитарной системы, является на международной арене примером неполноценного, неравноправного социально-экономического развития. В стране началась быстрая и резкая социально-классовая дифференциация, абсолютное обнищание трудящихся. Прогрессирует пролетаризация и люмпенизация большой части населения, а также такое неоднозначное явление, как вымирание российского населения, называемое рядом оппозиционных деятелей «геноцидом». По их мнению, этот процесс сознательно инспирируется определенными кругами и во всяком случае — как минимум — не прекращается Правительством и Президентом, равнодушно констатирующими наличие социальных жертв реформ. Демократы следовали классическому сталинскому принципу наизнанку: цель — демократическое капиталистическое, либеральное общество — оправдывает все жертвы, эксцессы и средства. Все эти разрушительные процессы неуклонно набирали силу при либеральных правительствах сначала Гайдара, а затем Черномырдина.