Таким образом, появилась новая деталь: не утверждая, что Совет министров обсуждал закон о депортации, но упоминая, с долей цинизма и юмора, решение, предназначенное для обеспечения «комфорта депортированных лиц», Ибрагим-бей в конечном счете дал Пятой комиссии понять, что дебаты о судьбе армян действительно имели место, не рассказав никаких подробностей. Однако он пошел еще дальше, утверждая, что он создал комиссию по расследованию, состоявшую из гражданских чиновников, в том числе судебных чиновников, которых он сам выбрал, «включая Ассим-бея, председательствующего судью уголовного суда, очень благородного и честного человека, и Нихад-бея, заместителя Генерального прокурора… Эти комиссии были прикреплены к Министерству внутренних дел и направляли свои доклады в это ведомство». Вслед за этим Рагиб Нешашиби спросил: «Как армейские командиры могли позволить убивать людей?» Он был, однако, резко призван к порядку председателем Пятой комиссии, который, очевидно, опасался, что вопрос может привести к раскрытию информации, которое он до сих пор был в состоянии предотвратить: «Мы говорим не о массовых убийствах. Мы говорим о законе». В качестве министра юстиции Ибрагим-бея затем спросили, были ли законы представлены в Государственный совет и какие законы были оглашены без предварительного представления ему. Однако Ибрагим-бей также страдал амнезией. Его также спросили, принимал ли Совет министров решение, «имеющее отношение к депортации и другим злоупотреблениям. Поскольку этот вопрос имеет решающее значение и все министры несут за это ответственность». В этой связи бывший министр заявил, что «особое обращение, иногда проявлявшееся при применении закона о депортации, имело место без ведома правительства». Однако Рагиб Нешашиби, ничуть не обескураженный такими ответами, упомянул случай д-ра Решид-бея, вали Диарбекира, «который был доставлен сюда для ответа на серьезные обвинения. Однако пятнадцать или двадцать дней спустя он был назначен вали Ангоры. Это назначение, несомненно, было сделано Советом министров». Снова Ибрагим-бей не смог «припомнить этого».
Фуад-бей, автор ходатайства из десяти пунктов, вступил в дискуссию. «Два из этих временных законов, — вспоминает он, — чрезвычайно важны. Первый из них это закон об оставленном имуществе, а второй разрешение на исполнение смертных приговоров без ираде». Он получил следующий ответ: «Действительно, существовал закон, касающийся активов депортированных лиц; однако цель этого закона состояла в том, чтобы сохранить их собственность и защитить ее от расхищения». Такое благородное старание, кажется, не убедило собеседников Ибрагим-бея. Харун Хильми-эфенди продолжил допрос обвиняемого: «Ибрагим-бей говорит, что депортация была проведена в военных зонах во имя безопасности армии». Ибрагим-бей ответил: «Мы не отдавали им приказы. Военные приказали им провести депортацию по этой причине». Хильми-эфенди продолжал использовать свое преимущество: «Командирам действительно были даны очень широкие прерогативы. В зонах военных действий они были уполномочены наказывать тех, кто находился под их командованием, как они считали нужным. Но многие люди были депортированы или казнены в районах, не входящих в зону военных действий». Это замечание, однако, не произвело никакого эффекта, Ибрагим-бей просто ответил: «Мы не знали об этом». Затем Хильми-эфенди затронул вопрос о позиции правительства, задав следующий вопрос: «После того как вы были проинформированы об этих событиях, провел ли Совет министров обсуждение с целью положить им конец?» Ибрагим-бей ответил: «Об этом не было сказано! И вообще ничего официального характера». Затем ему указали на то, что документы были опубликованы и распространены в парламенте. Ибрагим-бей отвечал: «Они были опубликованы не правительством, а Министерством внутренних дел». Это дало Рагибу Нешашиби возможность возобновить дебаты: «Разве Министерство внутренних дел не являлось частью правительства? Люди рассказывают о гораздо более многочисленных случаях массовых убийств и о существовании многочисленных документов по этому вопросу. Как такое могло произойти?»
Ответ Ибрагим-бея огорошил аудиторию: «Министерство внутренних дел опубликовало документы о зверствах, совершенных армянами в отношении мусульман в восточных вилайетах. Этот вопрос не касается моего министерства, более того, он не обсуждался Советом министров. Документы были выданы как нам, так и депутатам… Я полагаю, что депутаты были информированы об этих вопросах лучше, чем правительство». Расследование преступлений, совершенных против армян, вдруг превратилось в разбирательство, сконцентрированное на «зверствах, совершенных в отношении мусульман», о которых министр юстиции был, однако, информирован не так хорошо, как парламент. Таким образом, Ибрагим-бей оказался в сложной ситуации. Хильми-эфенди продолжил атаку: «Люди рассказывают, что когда немусульмане были депортированы в Ангору, их кварталы были подожжены для облегчения разграбления их имущества. Это правда?» Бывший министр не знал.