— Смотрите, это же Степаныч?..
В отличие от Лейлы Корнеев слишком давно знал своего неизменного ординарца, чтоб не суметь распознать ефрейтора с одного взгляда, в любом обличии, не смотря на все еще довольно густую предрассветную тьму.
Пристально оглядев местность, выискивая не видит ли одинокого путника, кроме них еще кто-нибудь, Корнеев приложил ладони к губам и подал Семеняку условный знак.
"Старик" чуть сбился с шага, но вскоре, все так же неторопливо, потопал дальше. И только отойдя достаточно далеко от села, он, буквально на полушаге, резко присел, почти пропадая с поля зрения, а потом — одним прыжком метнулся в сторону и исчез окончательно. Как растаял… Чтобы, спустя полминуты, вынырнуть рядом со своими товарищами.
— Здравия желаю…
— Здравствуй и ты, — Корнеев радушно обнял ординарца. — Что-то случилось?! Наши все живы?
— Целехонькие, командир, чего с ними случиться… — устало присел на землю Семеняк. — Оказывается, трудное это дело — изображать хромого. Устал, аж ноги гудят… А новости у меня серьезные.
— Тогда, докладывай… Только, постарайся уложиться в пятнадцать минут. Спешить надо.
— Хорошо, — кивнул ефрейтор. — Мы обнаружили секретный аэродром с готовым к взлету транспортным самолетом… А теперь, Коля, ты сам решай: докладывать подробно, или второпях.
— Аэродром с самолетом? — задумался майор. — Где именно?
— Разверни карту, покажу.
— Показывай, — Корнеев открыл планшет. — "Лесная сторожка". Двенадцать километров, — и забормотал под нос. — М-да, как любил поговаривать английский поэт Киплинг в переводе Маршака: "Все страньше и страньше…". Так, что там у нас на часах?
Корнеев поднес к лицу светящийся циферблат.
— Угу, половина четвертого. Рассветет через два часа… Успеваем в обе стороны. Знать бы только с какого конца за эту ниточку дергать. Давай, Степаныч, подробнее.
— К объекту "Сторожка" мы вышли вместе с сумерками. По характерному запаху и иных признаках, Колесников предположил, что поле перед сторожкой, не что иное, как полевой аэродром. Тогда Малышев приказал ждать рассвета, отправив Кузьмича осмотреться. Вскоре старшина вернулся и доложил, что обнаружил неподалеку замаскированный самолет. Тот же Колесников, по описанию, со слов старшины Телегина, опознал Ю-52. Но самая важная деталь: в кабине самолета постоянно дежурит летчик.
— Дело ясное, что дело темное… — пробормотал Корнеев. — Все?
— В общих чертах.
— Теперь скажи, что по этому поводу думает Андрей. Не зря ж он погнал тебя к нам?
— Малышев уверен, что немцы будут брать вашу группу сразу, после выхода в эфир. Не дожидаясь налета и подтверждения результатов бомбометания. Он думает, Коля…
— Ясно, Андрей считает, — продолжил вместо Степаныча Корнеев, — что сырье уже погружено на машины, и как только мы радируем в штаб, фрицы немедля перевезут его в безопасное место, давая возможность нашей авиации отработать по пустому месту. Верно?
— Так точно, — подтвердил ефрейтор.
— А в данном, конкретном случае: доставят сырье на тайный аэродром, перегрузят в самолет и, как только краснозвездные бомбовозы улетят — закончат эвакуацию. И чтоб завершающая фаза операции прошла складно да гладко, немцы постараются уничтожить русских диверсантов, то есть — нас с вами, еще до подлета бомбардировщиков… Так?
— Слово в слово… — кивнул Степаныч.
— Молодец фрицы, хитро придумал, — потер переносицу Корнеев. — В штабе, значит, будут считать, что с начинкой для сверхбомбы покончено, а оберштурмбанфюрер, тем временем, обеспечит ее доставку на производство. Чтоб еще больше народу уничтожить… И мешает всем этим изуверским планам всего-то одна глупая, приманенная самим же подполковником Штейнглицем, разведгруппа. По его представлению: надоедливая букашка, комарик… Прихлопнуть ладонью и вся недолга… А х… — Корнеев поперхнулся, готовым сорваться с языка, бранным словом и бросил чуть виноватый взгляд в сторону младшего сержанта Мамедовой. — Кхе, кхе… — притворно прокашлялся майор, словно прочищая горло. — Как говорят у нас в Одессе: "Тетя Сара немножко поторопилась с оглашением завещания, дядюшка Хаим еще не вполне умерли".
Корнеев немного помолчал и продолжил совершенно серьезным голосом, словно и не он шутил.