— Может, на живца половим? Наоборот, я вперёд пойду?
— Пока я, а дальше по обстоятельствам.
Похвальное рвение Датча и, может, даже полезное против пожирателей, но пока поединок не закончил, он мне только чуйку будет сбивать. Я подошёл к проёму и пока аккуратно заглянул внутрь. Большой зал, дальний край которого терялся в темноте. С боковушками было не очень понятно, по обе стороны тянулись ящики, бочки, а где-то и просто мешки. Похоже, Крысоловы использовали южные залы в роли склада. На полу прослеживались следы тележек, накатанные не за один год.
Я проследил взглядом путь, и метров через двадцать упёрся в человеческое тело, лежащее на полу. Признал в нём своего каратиста, того самого, который сломал ногу об мою голову. На самом деле о край колонны, но вдруг он этого не понял. Так, глядишь, новая легенда про меня появится.
— Свои же добили, — гневно фыркнул голландец, когда догнал меня. — Чтобы обузой не был. Нет, я, конечно, с Хмурым толком дела не вёл раньше. Мы даже конкурентами не были, слишком разный товар в город поставляли. Но пересекались пару раз. Вот и кто бы мог подумать, что он такой мразью окажется?
— Я вот другого не пойму, — спросил я, проигнорировав практически риторический вопрос. — Почему у тебя таких связей с Крысоловами нет?
— Так, у меня честный бизнес всегда был. Ну, почти, — замялся Датч. — Так, по мелочи. Ну, в смысле размера. Чтобы в собственных тайниках провозить и страже платить немного, чтобы просто не усердствовали. А через подземки Крысоловов контейнерами провозить можно.
— Гниль? Контейнерами? — удивился я, плохо представляя, что на Аркадии ещё считается противозаконным.
— Гниль, конечно, нет. Но из неё и варят всякое, причём бочками. Плюс, людей часто возят. Как беглых преступников, так и рабов. Особенно женщин для борделей.
— Чем больше ты рассказываешь, тем меньше мне нравятся Крысоловы, чтобы с ними дружить потом.
— Ну, тут сложно всё, конечно. Они сами-то ничего такого не делают. Их только подземка интересует. Кто, откуда, с какой целью через неё проходит — всё равно, главное, чтобы правила подземки соблюдал. На самом деле у них целая философия.
— Типа у Крысолова нет цели, есть только путь? — усмехнулся я.
— Есть цель, как раз этот путь и охранять, — совершенно серьёзно произнёс Датч. — Про них даже в трактате Детей Леса есть упоминания, как альтернативного пути развития генома. Только Дети леса открыты и ищут комбинации, а Крысоловы замыкаются на чём-то одном и вкладывают все туда.
— Ага, говори, не останавливайся. Что-нибудь интересное продолжай говорить, — прошептал я, почувствовав, что парня добили не только чтобы обузой не был, но и для привлечения нашего внимания.
Чуйка подсказывала, что как минимум два виверровых притаились где-то в зале. Но были и другие сигналы, больше похожие на помехи. На много маленьких помех, заставляющих мою чуйку потрескивать как счётчик Гейгера.
— Так вот, я ей и говорю, — невозмутимо продолжил Датч, держа в одно руке пистолет, а в другой пузырёк с «Живинкой». — Доча, будешь везде крошки оставлять, так в доме крысы заведутся. И много, будут по всем щелям от тебя прятаться.
Я махнул ему рукой, призывая разорвать дистанцию. А сам подошёл к трупу, с пробитым затылком. Камой, видать, приласкали. Может, он даже не понял ничего. Я медленно наклонился поближе и в середине движения рванул вперёд. Кувыркнулся через покойника и тут сразу же выстрелил на развороте.
В теле бедолаги торчало сразу два метательных ножа, прилетевших с потолка. А рядом стоял скрюченный виверровый, не успевший подскочить ко мне из-за ящика. Он выронил серп из раненой руки и, похоже, не мог решить: бросаться на меня или наутёк. Датч выстрелил, но как-то слишком косо. Пуля просвистела мимо подранка и с треском пробила несколько ящиков, выпустив из дырок ручейки чего-то сыпучего. И спугнув виверрового — мужик подскочил, будто только проснулся и бросился к колонне. Запрыгнул на ящик, с него на второй, а потом на колонну и как мартышка, орудуя четырьмя конечностями, понёсся наверх.
Раненая рука только подвела, и он чуть не сорвался, каким-то макаром ухватившись ногами. Попытался скрыться за столбом, но тут его уже догнала дробь. Разлёт оказался большим, но хватило и колонне, и ноге, и спине. Причём явно повредило какие-то нервы — рухнул он плашмя. Будто его парализовало, и силы остались только, чтобы смотреть с ненавистью. И предвкушением, которое выдало направление удара его напарника. Я снова крутанулся, отскакивая к ящикам. Чуть не споткнулся о кучу песка, всё ещё сыпавшегося из ящика, и забрался на верхотуру сам.