Раздались выстрелы со стороны голландца, и под их шумок я на ходу перезарядился. Проскочил по ящикам, вертя чуйкой во все стороны. Подключил маскировку шакраса, полностью растворившись в темноте. Всё-таки хорошо, что ночные хищники так хорошо видят в темноте. Вот только виверровые тоже ночные, поэтому особо расслабляться не стал. Бесшумно, опять же спасибо ловкости шакраса, словно у меня мягкие подушечки на ботинках выросли, проскочил поближе к Датчу. Сам же предложил использовать его в роли наживки.
Вместе с голландцем заметил и противника. Виверровый очень сосредоточенно пытался обойти Датча, крался, цепляясь за выступы арки, будто у него геном человека-паука, а не мелкого полукошачьего зверька. Интересно, там как-то меняется строение пальцев, или они просто лёгкие, но сильные, как увлечённые турникмены?
Скорее второе, потому что кофеман застыл, удерживая себя только коленями, отцепился руками и достал метательный нож, слабо блеснувший в отсветах светлячков на потолке. Он вытянул, словно для баланса или в роли целеуказателя, левую руку вперёд, замахнувшись правой. И тут я рванул, в два прыжка взял разгон по ящикам и прыгнул вперёд и вверх, строя из себя баскетболиста, который сейчас мяч в корзину положит. Ну или схватить протянутую руку.
Схватил и дёрнул всем весом. Ещё и выгнулся так, чтобы вражеское тело грохнулось об пол прямо передо мной. И практически перед Датчем, который тут же сделал два выстрела. И замахнулся на меня, мягко спружинившего на пол. Узнал и, издав короткий нервный смешок, опустил оружие.
— Не пугай так больше, — выдохнул он.
— Я верил в твою реакцию, — кивнул я, подбирая метательный нож. Потом ещё два нашёл в полупустой кожаной перевязи на груди виверрового. Забрал перевязь и добил последние два места ножами из первого трупа.
— Ты чувствуешь? Они здесь, — голландец повёл головой в сторону, пытаясь заглянуть себе за спину.
— Пожиратели?
Я чувствовал, то потрескивание, что выдавала чуйка, никуда не исчезло. Наоборот, усилилось, заполнив почти всё пространство. Только со стороны выхода пока было тихо. Только вот его уже закрыли с той стороны, и мы с Датчем стояли как раз на пути пока невидимых монстров.
Сместившись к ящикам, прикрыл спину и, вскинув дробовик, пошёл вглубь зала. Датч не отставал, дыша мне практически в затылок. Поделили с ним сектора и чуть ускорились. Я услышал шорох на следующем ящике. Будто кто-то скребётся, пытаясь проковырять доски.
Тройной ряд высоких ящиков как раз заканчивался. И дальше они шли уже вразнобой: то два, то один, то вообще не одного, чтобы проход был между завалами. Я сделал ещё шаг, аккуратно выглядывая из-за угла ящика. И удивлённо уставился на маленького грызуна, увлечённо копавшего доску лапкой. Суетливо так, на уровне, как хомячки опилки в клетке копают. И продвинулся он уже неплохо, раскидав вокруг себя кусочки древесины.
Зверёныш почувствовал внимание и удивлённо поднял мордочку, дёрнув розовым носом. Жёлтые тонкие усы распушились во все стороны, а из-за скопления светлячков на стене за ним, лопоухие ушки казались полупрозрачными.
— Ой, какой милаха, — восторженно прошептал Датч, выглянув через моё плечо. — Не пугай его.
— Что-то этот хомячок не тянет на пожирателя? — спросил я, но голландец меня будто бы не слушал.
— Ути-пути, маленький, большой дядя хищник тебя напугал? Ну посмотри, какой он пушистый. Наверное, не все пожиратели мутировали, и обычные грызуны здесь тоже живут. И всё время боятся более агрессивных и крупных хищников.
С этими словами Датч как-то осуждающе покосился на меня. Видимо, это что-то личное. Кто знает, насколько легко подросткам-капибарам живётся на Аркадии. Голландец чуть-чуть подпихнул меня и протянул руку, то ли погладить грызуна, то ли подхватить. Хомяк заметил движение, покосился на руку, а потом перевёл свои маленькие, чёрные глазки-пуговки на меня.
И как-то очень не по-доброму посмотрел. Типа капец тебе, я таких суперхищников на завтрак ем! А потом мелкота раскрыла пасть и, зашипев, кинулась на руку Датча. Он ойкнул, но не от удивления, а от моего резкого толчка. Удивление было у меня! Я как-то всегда верил в дурацкую шутку, что смысл жизни хомячка — это показать ребёнку смерть. Сам через это в детстве прошёл. Помню, что чувствовал.
А вот таких зубов не помню. Вроде у хомяков и у мышей, обычных, не летучих всего-то парочка резцов сверху, и парочка снизу. А челюсть этого больше напоминала рассадник зубов пираньи. Кривые клыки разного размера, ещё и в раскоряку просто потому, что в такой маленькой челюсти им места не хватало, были и сверху, и снизу. Один даже прямо из десны торчал. Горло, конечно, таким набором инструментов не перегрызть, широты варежки не хватит, но вот вырвать кусок мяса или лишить голландца пальца — легко.