Наконец, насытившись, немного полистал «монстропедию». Хотя листал её ветер, я больше удержать пытался. Начало темнеть, и задуло ещё сильнее.
— Пофиг, — поёжившись, поплотнее стянул куртку. — У Маши вроде всё хорошо закончилось.
С этими словами я перебрался в типи. Забрал плащ-палатку, пристроив её вместо двери, и хотел прочистить дымоход для вентиляции, но при ближайшем изучении оказалось, что там не забито наглухо. Массив из разнообразных перьев скорее выполнял роль антимоскитной сетки, и с притоком свежего воздуха там было всё нормально. Я прилёг на мягкую шкуру и как-то очень быстро уснул под мерное гудение ветра снаружи.
Проснулся резко. Либо сам почувствовал чужое присутствие, либо шакрас, либо меня пёрышком пощекотали. Тут уже не разберёшься — я распахнул глаза и уставился на сгорбленную птичью фигуру, сидевшую напротив меня и подсвеченную огоньком свечи.
— Твою же мать! — вздрогнул я от неожиданности и, наверное, удивления, что не сработал сигнал тревоги.
— Ты знать мою мать? Чужак не мог, — женским голосом ответил комок перьев. Непонятное существо говорило по-английски, но с жутким акцентом. — Много сезонов назад сошла она с дороги ветра. Кто ты есть, чужак?
— Я не варил твою травку… — пробормотал я спросонья и отодвинулся к стенке.
Потянулся за пистолетом, но не чувствуя явной агрессии, рука свернула в сторону фонарика. Включил его, но слепить незнакомку не стал. Получилось разглядеть её и так. Первое, что бросилось в глаза, когда я их только открыл, а сейчас лишь дополнилось деталями — были перья. Много перьев. Накидка из перьев, шуба из перьев, причёска из перьев. Седые волосы, косы с вплетёнными в них перьями, смуглое морщинистое лицо, светлые глаза. Возраст с ходу не определить, но явно послепенсионный. Какая-то сказочная старушка-птица, но вроде бы не Баба-Яга.
Точно представитель Птичьих племён, но почему-то без маски-клюва. И Датч, и Гофер — оба твердили, что они как мандалорцы никогда их не снимают.
— Кто ты есть, чужак? — повторила женщина. — Зачем ты в землях Бинеси-Манидо?
— Я ищу Макадебинеси, — в этот раз я без запинки произнёс имя охотника, всю дорогу учил, как скороговорку.
— Он убьёт тебя, — пожала плечами старушка, махнув на меня рукой. — Уходи. Дай мне моё место. Это я пришла сюда умирать, а ты портить ветер.
— Ничего я не портить, а про убьёт, это ещё бабушка надвое сказала, — сказал я и понял, что ляпнул глупость, но бабушка явно не успевала так быстро понимать мою речь. — Кто вы? Зачем вам умирать здесь?
— Моя дорога завершена, — снова пожала плечами старушка и снова махнула рукой, но как будто бы уже на себя, на меня и на всё вокруг. — Ветер больше не ведёт меня. Я теперь сама чужак для Духов громовых птиц.
— Ну вот, мы уже нашли кое-что общее, — улыбнулся я, уступая шкуру. — Чужак же может говорить с чужаком? У меня чаек хороший есть.
— Говорить может, — задумчиво сказала старушка. — Меня звать Ниганибинеси. Раньше так звать. Кто ты и что хотеть знать?
— Расскажи мне, где найти врата? — медленно проговорил я и напрягся, решив, что могу спугнуть Нига…кактам…бинеси. Надо было с чего-то попроще начать, а не с врат, про которые мне говорила «Птица» встреченная на дороге. Но ответ старушки меня успокоил и обнадёжил.
— Это же очень легко, — улыбнулась старушка и, шумно принюхавшись, наклонилась ко мне, зашелестев перьями. — Золотарник? Это чайок?
— Чайок-чайок, сейчас заварим. Так что насчёт врат?
— Легко, — повторила Ниганибинеси, — просто иди дорога ветра.
Да, твою же мать!
Но вслух я этого не сказал. Чайок, так чайок — поговорим, зайдём с другой стороны…
Глава 24
Баба-Нина, в общем-то, оказалась классной. За чайком из золотарника, пошли другие отвары, и так, слово за слово Ниганибинеси и стала Бабой-Ниной. Ей было всё равно, даже забавляло, а я и до отваров выговорить её полное имя толком не мог.
Птичьи племена, как и многие отшельники Аркадии, были странными. Но и среди странных, находились свои персонажи с особенными странностями. Так что с этим вывертом Баба-Нина была практически нормальной. Как минимум на одной волне со мной, а чужак чужака, как известно, видит издалека.
Из племени её изгнали за какое-то нарушение, смысл которого, я, как ни пытался, всё равно не понял. То ли за любознательность, то ли попытки соскочить с дороги ветра, то ли вообще это были происки конкурентки, которая хотела занять её место в роли знахарки племени. И по правилам изгнания она должна была где-то бродить в каких-то «серых облаках», потому что в «белые» (где умирают приличные старцы) её не пустили. Но, так как с правилами у неё было туговато (как, к сожалению, и со слухом), то вместо «серых облаков» умирать она пришла на старую стоянку, с которой её связывала куча светлых воспоминаний.