Женщина улыбнулась, и Гензель немного приободрился.
— Он выкинул странную штуку. Говорят, сошел с ума под конец жизни, но на самом деле он просто был большим шутником… Он пообещал тригинтадуону, что соорудит специально для него особый подкожный пигмент. Только вот увидеть его сможет лишь тот, у кого меньше трех процентов искаженного фенотипа. Какие-то там особые вещества, секреции…
Женщина рассмеялась. Смех у нее был красивым, но Гензелю он показался злорадным.
— Кажется, у тебя был интересный наставник, девочка. И, конечно, никакого пигмента на самом деле не было, так?
Гензель нерешительно кивнул. Рассказывая про геномастера Холдейна, он думал лишь о том, как бы не сболтнуть чего лишнего. Здесь, в обществе этой странной женщины, он и сам не знал, что считать лишним.
— Так говорят. Господин тригинтадуон несколько месяцев делал визиты и устраивал приемы для знати. Он был уверен в том, что окружающие тригинтадуоны и седецимионы видят на нем искусный многоцветный костюм из подкожного пигмента…
— А они не видели. Но боялись в этом признаться, чтобы никто не усомнился в чистоте их фенотипа. Ох, как это по-человечески! Но что же сам обладатель роскошного костюма, господин тригинтадуон? Он же не мог не видеть своего отражения в зеркале?..
— Про это я не знаю, — сказал Гензель уклончиво. — Поговаривали, насчет чистоты его крови тоже были сомнения… Может, он и вовсе никаким тригинтадуоном не был… Но если бы он устыдился своей наготы, все прочие бы решили, что…
— …Что он — нечистой крови и недостоин титула. Конечно. Но, видимо, однажды тайна его костюма оказалась раскрыта?
— Да, госпожа. На каком-то приеме один мальчуган из седецимионов вдруг закричал: «Смотрите, а тригинтадуон голый!» Тригинтадуон сделал вид, что ничего не случилось, но покраснел и быстро удалился в свои покои. А на следующий день геномастера Холдейна казнили на площади…
Женщина рассмеялась. Смеялась она легко и приятно, ее смех напоминал журчание звонкого ручейка. Только ручеек этот не освежал, как освежает обыкновенно искренний женский смех.
— Не каждый осмелится сыграть такую шутку. А тут еще и обучение квартеронов запретному искусству… Ваш Холдейн, должно быть, много лет ходил по краю. Ну да не мне его судить. Взять в ученики существо с одиннадцатью процентами порченого фенотипа… Впрочем, малышка, кажется, тебе еще повезло, а? — Женщина по-приятельски подмигнула Гретель, и та в ответ несмело улыбнулась. — Насколько я вижу, у тебя почти нет внешних проявлений мутации. Да и внутренних, кажется, не очень много. У меня глаз наметан… Выраженный альбинизм — это неприятно, но не смертельно. Обычная блокада организмом фермента тирозиназы, что приводит к подобному обесцвечиванию. Тебе повезло, девочка. Могла бы родиться с тремя селезенками, например, или с деформированными конечностями… У квартеронов это не редкость. А твой брат, кажется, интересный экспонат.
Гензель напрягся. Внимание странной женщины, обращенное к нему, казалось жгучим, как жесткое излучение. Он бы дорого дал за возможность покинуть общество хозяйки мясного дома, пусть даже для этого пришлось бы вернуться в смертельно опасный Ярнвид. Только у него ничего не было, кроме одежки и плохонького ножа. Явно не та цена, на которую можно договориться в этой ситуации.
— Какие милые зубы! — улыбнулась женщина. — Наверно, в детстве тебя много дразнили, а?
Гензель насупился. Он-то надеялся, что во время разговора открывал рот нешироко и женщина не успела заметить его зубов. Но она была внимательнее, чем он полагал.
— Было, — буркнул он. — Не без этого.
— Можешь приоткрыть рот?
Просьба была мягкой, вежливой, но Гензелю ужасно не хотелось ее выполнять. Что-то в этой женщине заставляло его тело пребывать в состоянии постоянного напряжения.
Рот открыть все же пришлось. Увидев все ряды его зубов, женщина искренне изумилась:
— Потрясающе. А ты удачливый мальчишка, Гензель. Судя по всему, тебе перепал генетический фрагмент какой-то хищной рыбы из отряда хрящевых. Редкий гость в глубине нашего континента.
— Самая настоящая акула. — Гензель впервые в жизни испытал что-то вроде гордости и, понизив тон, добавил: — От деда подарок.
Его собеседница приподняла красивую бровь.
— Ну надо же. Впрочем, я видела подарки куда хуже. Иные спят в течение поколений, просыпаясь лишь у праправнуков и одаряя их самыми жуткими чертами. Чрезмерно увлекаясь геночарами, многие, сами того не зная, завещают своим потомкам птичьи клювы, змеиную кожу и прочее непотребство. Но акула?.. Не скрою, я удивлена.