Спокойствия ближнему кругу короля и в самом деле не хватало. Чем хуже он себя чувствовал, тем больше обострялась борьба за власть в кругу его ближайших советников. С одной стороны были Говард, Фокс, Вархам и Ловелл — традиционалисты. С другой — Ричард Эмпсон, Роберт Саутвелл и, позднее, Эдмунд Дадли, сторонники более агрессивной политики королевской администрации. Томас Говард, граф Суррей, занял тем летом центральный административный пост, став Лордом Казначеем. Собственно, правительству Генри VII опыт Говарда тем летом был просто неоценим — в августе, граф де ла Поль бежал за границу, прихватив с собой брата Ричарда. На этот раз, было известно достоверно, что направился он прямиком к императору Максимилиану, и было абсолютно непредсказуемо, как именно император себя поведет.
Вообще, о «белой розе», воюющей против Тюдоров в 1500-е годы написана целая книга “The Last White Rose (the secret wars of the Tudors)”, by Desmond Seward. Не лучший образчик научного исследования, но представление о предмете даёт. При том, что повторное бегство де ла Поля было неприятно, соперник королю из него был так себе, даже не второго сорта. Экспертиза Говарда очень пригодилась для изоляции английских йоркистов от возможности участия в новом заговоре, если такой состоится, но всегда была опасность, что на де ла Поля поставит Максимилиан, который так и не научился относиться к английскому королю уравновешенно, чему, собственно, способствовало тихо-ядовитое отношение Генри VII к Максимилиану.
Тем временем, в конце сентября в Англию отправилась, наконец, долгожданная испанская инфанта, невеста принца Артура. Катарина Арагонская прибыла в Плимут 2 октября 1501 года, и торжественно въехала в Лондон 9 ноября — её путь в столицу занял столько времени потому, что король организовал серию торжеств на всём пути от Плимута до Лондона, чтобы и сопровождающие 16-летнюю инфанту испанцы могли написать благоприятные отчеты королю Фердинанду, и чтобы максимально большее количество английской знати с Катариной познакомились. Торжества же в Лондоне затмили все предыдущие. Катарина, последние годы которой дома были отнюдь не веселыми из-за состояния Изабеллы Кастильской, была потрясена и счастлива. Сразу после свадьбы, Артур с молодой супругой отбыли в Ладлоу. А Генри VII спешно занялся уточнением деталей согласованного уже брака между принцессой Маргарет и Джеймсом Шотландским. Всё было готово к концу января 1502 года. Жизнь снова входила в свою колею.
король выкорчевывает белую розу
Конец зимы и начало весны 1502 года были полны хлопотами не только при дворе принца Артура в Ладлоу, но и, как минимум, у графа де Вера и его соратника, сэра Роберта Харкорта, в Лондоне. Пусть сбежавший к Максимилиану граф де ла Поль и не хватал звёзд с неба, использовать его, чтобы нагадить англичанам, император Священной Римской империи вполне мог попытаться. Поэтому Генри VII распорядился тщательно разобраться с теми, кто помог графу бежать из страны. Преступлением это было, к слову сказать, не из малых, особенно учитывая связь графа с заговором в Тауэре, который стоил жизни Варбеку и Уорвику.
Тут довольно интересны родственные связи вовлеченных. Во-первых, Харкорты были в родстве с де ла Полями через скандально известного Ричарда Харкорта, женившегося вторым браком на Катерине де ла Поль, внучке 2-го графа Саффолка (то есть, она приходилась кузиной отцу беглого Эдмунда де ла Поля). А скандальным этот брак был из-за невнятной судьбы первой супруги Ричарда Харкорта, Эдит Сен-Клер, которую он, нажив с ней штук пять детей, обвинил в связи со слугой, после чего убил как слугу, так и жену. Причем, после всего этого он имел наглость написать прошение папе, чтобы тот выдал ему диспенсацию как за убийство, так и с разрешением жениться. И, представьте, диспенсацию он получил.
Во-вторых, арестованный по делу Эдмунда де ла Поля Уильям Кортни приходился свояком самому Генри VII, будучи мужем младшей сестры королевы, Катерины Йоркской. Впрочем, сестер супруги его величество всегда держал под пристальным наблюдением — как ни крути, а их потомство имело королевскую кровь линии Йорков. Ну и не будем забывать, что и де Вер в этой тусовке чужим не был — через первый брак, он приходился дядюшкой обеим дочкам Уорвика-Кингмейкера, так что почти член семьи.