Важное место сэра Реджинальда Брэя в качестве начальника внутренней и внешней безопасности королевства занял сэр Джон Вилшер, который, можно сказать, уже одним своим заурядным именем делает поиски себя почти невозможными (его дочь, Бриджит, хотя бы осталась в истории как близкая подружка Анны Болейн, чью переписку с проштрафившейся королевой использовали во время судебного процесса). Насколько я смогла проследить, откуда этот сэр Джон взялся, он был главным шерифом Кента. А вообще, семья старинная, жившая в замке с «затейливым» названием Каменный Замок, где-то с времен Завоевателя.
Укреплять безопасность Кале и окрестностей его величество почему-то направил тьютора своего ныне единственного сына и наследника. Впрочем, «ботаном» лорд Монтжой (сэр Уильям Блаунт) не был, хотя учеником Эразмуса был. Будучи ещё молодым человеком, он участвовал в подавлении бунтовских шевелений, связанных с Варбеком, и очень хорошо знал европейскую интеллектуальную элиту в том углу Европы. А о том, что именно ученые мужи имели слабость к передачам самых сочных сплетен момента в своей переписке, знают все.
Так что назначение, вырвавшее сэра Уильяма из комфорта Элтэма и объятий молодой жены, было в некоторой степени оправданным. Тем не менее, сам лорд Монтжой не знал, что и думать о новой работе. С одной стороны, должность капитана пограничного форта Хамса всегда была одной из карьерно выгоднейших в королевстве, да и не подразумевала реального высиживания следующего назначения непосредственно на месте. С другой стороны, именно после эксцесса с Саффолками и Тиреллом, не говоря о подозрительном Керзоне, Кале с окрестностями стали горячим и ураганным местом для любого карьериста. К тому же, король, от щедрот душевных, навесил на Монтжоя бондов лояльности аж на беспрецедентную сумму 10 000 фунтов, поручителями которых должны были выступить друзья и родственники бедняги Блаунта. А поскольку Блаунт был отнюдь не герцогом, а всего лишь бароном, то нервно сглатывающим от выпавшей чести поручителям удалось наскрести только где-то половину.
Да, это было новое состояние Генри VII, которое было бы вполне уместно в качестве мотто его последних лет правления: «здравствуй, паранойя». Собственно, понять его можно. С самого начала он прощал врагов своих, как велит Библия, и слишком часто видел в ответ только черную неблагодарность и предательство — чего (с его точки зрения) стоила одна только история с Варбеком! Хотя в отношении Кале и окрестностей его величество не ошибался — там под ногами людей короля буквально горела земля. Главный командующий фортов, лорд Дюбени, отсутствовал на месте, потому что должность главного камергера королевства требовала его постоянного присутствия при дворе. В Кале его обязанности исполнял сэр Ричард Нанфан. После истории с Саффолком, новым казначеем Кале стал сэр Хью Конвей, который, можно сказать, почувствовал измену в воздухе, только ступив на мостовую крепости.
Сэр Хью, имея дело с королем и деньгами последние 20 лет, был находкой ещё тех времен, когда леди Маргарет, матушка короля, отправила его к сыну с большой суммой денег в 1483 году. Об интригах и изменах он знал всё, причем не в теории. Не прошло много времени, как он пришёл к выводу, что имеет дело с заговором, имеющим целью убийство Ричарда Нанфана, и что гарнизон Кале, состоящий, по большей части, из людей, нанятых лично лордам Дюбени, не имел никакой лояльности к начальству крепости. На совещании в конце сентября 1504 года, Конвей выпалил в лицо Нанфану, Сампсону Нортону, сыну Нанфана и его зятю, присутствующим на месте, что проблема не столько в том, что они находятся в смертельной опасности, сколько в том, что лорд Дюбени окружил своими людьми и короля. По мнению Конвея, умри король — и Кале окажется не на стороне принца Гарри. И внутренние палаты короля — тоже.
«Король — слабый, больной человек, которому недолго осталось жить», — выпалил сэр Хью слова, за которые его могли бы казнить как изменника. Впрочем, почти всем присутствующим, подвергающим в данный момент сомнению лояльность правой руки короля, человека, который был с Генри Ричмондом ещё в Бретани, было не до тонкостей. И не до опасений за свою карьеру и жизнь, что о многом говорит.
Нанфана убеждать в колеблющейся лояльности лорда Дюбени и не нужно было — человек военный, он ещё в 1497 году считал, что только ленивые действия лорда-камергера позволили бунтовщикам из Корнуолла приблизиться к Лондону. Как он, так и Конвей были убеждены, на основании своих наблюдений, что очень многие приближенные Генри VII были лояльны персонально ему, и не предали бы его до самой смерти, но лояльности к режиму у них не было. А в том, что его величеству недолго осталось, Конвей не сомневался — помимо того, что король выглядел откровенно больным, его скорую смерть предсказывали и звёзды, положение которых ничего хорошему нынешнему режиму не обещали, это сам Конвей высмотрел в одной своей астрологической книге.