Но Генри VII был достаточно честен с собой чтобы признать, что его подданные были настроены совершенно по-другому. От герцогов королевских кровей до городских нищих, все они обожали зрелищность турниров ничуть не меньше, чем мы сейчас. К тому же, в те времена несчастные случаи на турнирах случались, как случались и ошеломляющие, неожиданные победы, и это было острой приправой к блеску и лязгу стали, горячивших кровь зрителей. В теннис при дворе играли (и король был в этом спорте хорош), но публика была ещё явно не готова следить, затаив дыхание, за тем, как по корту летает мячик.
Поэтому король строил имидж своего первого принца-наследника согласно легендам о короле Артуре, пытаясь создать своего рода культ. И ему бы это удалось, очевидно, если бы Артур не умер. И вот теперь у него был только Гарри, которого нужно было всеми силами защищать от ненужных опасностей, но который не мог стать популярной фигурой, не умея того, что блестяще умели те же Бэкингем и Нортумберленд. И тем более он не мог стать популярной фигурой без компании аристократической молодежи, которая должна была сменить придворную рать после того, как юный принц стал бы молодым королем.
Задача Генри VII усложнялась тем, что некоторые свойства характера Гарри, которые не остались не замеченными его отцом, могли привести принца к нехорошему. Подросток-живчик был проказлив и самоуверен, что могло завести его к поступкам, недостойным сияющего имиджа принца. Он также слишком долго был лишен компании таких же как он амбициозных сорванцов, в результате чего мог теперь или попытаться использовать свой статус, чтобы обеспечить себе первенство, либо увлечься свойственным возрасту ниспровержением ценностей предыдущих поколений, и поддаться кому-то из новых друзей, усвоив идеи, которые шли бы вразрез с политикой короля. Принц также не имел практики построения отношений со сверстниками, для которых он должен был стать своим, оставаясь на некотором расстоянии, подобающем будущему суверену.
В общем, тут было над чем подумать, но думать слишком долго было некогда, и Генри VII засучил рукава. Вернее, не совсем так — первой рукава засучила леди Маргарет, которая всегда заботилась о том, чтобы рыцарская составляющая присутствовала в окружении и воспитании её внуков. Политика политикой, но матушка короля считала неуместным отказываться от связей взаимной лояльности и взаимной защиты, связывающих сюзерена и вассала — в теории, как минимум. Сама леди Маргарет была леди-рыцарем ордена Подвязки, разумеется, и не только присутствовала на всех проходящих турнирах, но и обязывала своих наиболее резвых придворных присутствовать тоже. Благодаря её вмешательству, принца Гарри научили хотя бы в рамках спортивной программы пользоваться мечом, топором и копьем.
Так что не вполне понятно, кому именно принадлежит идея нанять четырех молодых человек на должность, простенько называвшуюся «копьеносец». Формально, их нанимал король. Но поскольку у короля уже было 300 йоменов, и поскольку данные копьеносцы принадлежали к аристократической молодежи и явились ко двору с небольшим отрядом личных слуг, было понятно, что их обязанности будут отличаться от обязанностей йоменов. Тем более, что ко двору они явились за неделю до того, как королевский прогресс отправился по стране.
Двое из четырех юношей пришли прямо от двора леди Маргарет. Один из них, её внучатый племянник Морис Сент-Джон, ранее служил принцу Артуру, и тоже был туда помещен в качестве одного из группы молодежи, которая должна была составить (и составила) ближний круг принца. Вероятно, одним из копьеносцев стал Генри Стаффорд, младший брат герцога Бэкингема, который и пальцем не пошевелил, чтобы выделить брату что-то из наследства. По счастью, Генри Стаффорд обладал, похоже, мирным и милым характером, потому что годами управлял землями своего братца, и не похоже, чтобы ему что-то не нравилось в сложившейся ситуации. В 1505 году он стал рыцарем ордена Подвязки.
Ещё одним копьеносцем был, очевидно, Ричард Грей, граф Кент, близкий родственник принца Гарри по материнской линии (его матерью была Анна Вудвилл, сестра бабушки Гарри). Он тоже стал кавалером ордена Подвязки в 1505 году, к вящему отчаянию придворных «старичков» — молодой граф Кент был отчаянным игроком, промотавшим, в конце концов, большую часть своего состояния. Тем не менее, все вышеперечисленные молодые люди, присутствие которых рядом с принцем Гарри явно придало всему королевскому прогрессу необходимые живость и блеск, были прекрасным бойцами турниров, и они, как никто, были правильными людьми для того, чтобы развить таланты будущего короля до стратегически необходимого блеска.