Принц Гарри находился как раз в том возрасте, чтобы восхититься Филиппом Бургундским до обожания. Не успел тот уехать из Виндзора, как наследник английского престола накатал ему вслед восторженнейшее письмо, суть которого (если исключить пожелания крепчайшего здоровья) сводилась к просьбе писать время от времени и не теряться. Правда, подписано письмо было очень интересно, включив наилучшие пожелания от «моего дражайшего и возлюбленнейшего консорта, моей жены принцессы».
Возможно, упоминание Катарины, отвергнутой Гарри по требованию отца на заседании королевского совета всего год назад, было сделано исключительно ради того, чтобы не обрубать все связи с королем Фердинандом, которого списывать со счета была бы преждевременно. Возможно, парень проникся чувствами к втихаря отвергнутой невесте, увидев её на танцевальном вечере. Но я бы предложила более простое решение: подросток Гарри очень хотел, чтобы его письмо выглядело солидным посланием от одного (будущего) правителя другому, а что может придать мужчине большую солидность, чем наличие жены?!
На письмо это Филипп не ответил. Сначала он увяз на несколько месяцев в склоках с Фердинандом, а потом, к восторгу многих, и к печали многих, взял да и умер, «что-то съев». Вообще, роль Фердинанда в плохом качестве диеты зятя не установлена. Но просто стоит помнить, что Макиавелли считал короля Арагона правителем успешнейшим, ставя его в пример желающим повторить успех. И Фердинанд действительно был успешным! Похоже, он считал своей миссией на этой земле построение обширного государства, в чем и преуспел. Но поскольку все имеет свою цену, ценой карьеры Фердинанда была нелюбовь окружающих и препаршивейшая личная репутация.
Дело в том, что проводя политику беззастенчивого оппортунизма и будучи образцом ненадёжности, Фердинанд говорил исключительно о высоких идеалах, верности слову и честности. По мнению Макиавелли, король действовал правильно. Если бы он говорил так, как жил, его бы объявили злодеем. Если бы он жил, как говорил, он бы стал банкротом и потерял бы всё. А так в истории остался человек Фердинандом Католическим, да ещё и сделал Испанию великой, и передал её в таком виде внуку, хотя и не тому, которому хотел. Это к тому, что Фердинанд мог убрать Филиппа с дороги даже не моргнув, если к тому появилась подходящая возможность. С другой стороны, учитывая моровое поветрие, год опустошавшее Кастилию и после смерти Филиппа, причина могла быть именно в нем.
Вообще, прибытие Филиппа Бургундского в Кастилию могло бы стать для Фердинанда если и не крахом, то серьезным булыжником на дороге. Во-первых, Филипп был так же беспринципен и циничен, как и сам Фердинанд, но при этом имел лучшую репутацию. Во-вторых, Хуана, королева Кастилии по праву, мужа любила и после того, как тот объявил её ненормальной, так что на стороне отца она бы играть против супруга не стала. Тем более, что супружеский свой долг Филипп исполнять не забывал, судя по количеству детей у этой интересной пары.
Со своей стороны, даже если у Фердинанда в сердце было место для Хуаны (кто ж его знает!), он тоже не мог хотеть видеть её королевой Кастилии. Филипп был всего лишь человеком, и как таковой был вполне устраняем, но вот передать власть в Кастилии Хуане было никак не возможно, потому что Арагон не признал бы женщину-королеву, да и вообще за её правами маячили права её сына Карла, которого Фердинанд никогда не видел, но сильно не любил как Габсбурга. Фердинанд честно попытался обеспечить целостность своих владений испанским наследником, женившись после смерти Изабеллы на молоденькой племяннице французского короля (которая, правда, приходилась и ему самому племянницей — внучатой!), но их сын умер, едва успев родиться, хотя супруги не теряли надежды попытку повторить.
В общем, Фердинанд не стал опротестовывать предполагаемое безумие Хуаны, если уж она сама его не оспаривала, и любезно подписал соглашение с дорогим зятюшкой, чуть ли не размахивая готовым текстом, как флагом, встречая супругов. Только вот тот, какая незадача, что-то съел и помер, если верить рапортам послов. Так что пришлось предполагаемо сокрушенному Фердинанду стать регентом при предполагаемо безумной дочери. Хотя, опять же, на тот момент, когда он перехватил вожжи правления у Хуаны, всем уже было безразлично, насколько та безумна или вообще не безумна — править она ожидаемо не умела, либо ей не дали довольно наглые придворные, либо просто не повезло: на Кастилию разом свалились чума, неурожай и бунты. И Фердинанд ждал год, прежде чем пришёл неблагодарной Кастилии на помощь.