Возвращаясь к Ричарду Грею и его проблеме. Каким бы олухом ни был в денежных вопросах граф Кент, обязанностью его короля было призвать графа, навтыкать ему морально, материально и почему бы не физически, и обязать жить более спокойно. Или хотя бы влезать в долги менее скандально (как это делали те же Стаффорд и Нортумберленд). Но Генри VII предпочел нажиться на слабости своего подданного сам, и дать нажиться своим приближенным — Чарльзу Сомерсету, барону Герберту, Джону Хасси, Ричарду Эмпсону, Генри Вайатту, Жилю Дюбени. Причем, Грей или чувствовал себя загнанным в угол, или абсолютно не понимал, что делает. Например, он отдал Дюбени один из своих маноров за две штуки какого-то полотна и лошадь в латах. Впрочем, скорее всего эта свора придворных просто заставила молодого человека думать, что таким образом он покупает помощь и отсрочку выплат королю. Потому что хорошо известно, в каком отчаянии и какой ярости он был 6 мая 1507 года, когда неожиданно, за день до срока, получил кучу квитанций к оплате.
Естественно, Грей ничего хорошего от нынешнего режима и нынешней политики не ждал. И он был в этом не одинок. Даже герой ристалища Брэндон не мог ожидать особых милостей от Генри VII, потому что у того уже был сложившийся круг приверженцев, которых он был обязан держать в уважении и довольстве. Молодежь могла надеяться только на принца Гарри, на будущего короля. Уже в мае кто-то наблюдательный заметил, что бойцы стараются произвести впечатление на принца, не на короля. В июне это стало абсолютно явным всем: молодые хотели и были готовы воевать, и их будущий король хотел того же.
И был ещё один момент, который могли заметить только представители старшего поколения — темперамент принца-наследника. Его внешность, его поглощенность происходящим на ристалище, его оживлённое обсуждение проведенных боев со всеми, кто в таких вещах разбирался, его жестикуляция — всё это было от Плантагенетов, а конкретнее — от Йорков, от Эдварда IV. На фоне отстраненного, холодноватого, сдержанного и культивированного отца контраст был ещё разительнее. Естественно, подобное возрождение знаменитой агрессивности Плантагенетов в собственном сыне короля, всеми силами старавшегося привить в королевстве что-то вроде бюрократического управления, радовать не могло, но всё, что он мог — это пытаться направить наследника на правильную стезю.
Помимо агрессивности и восхищения агрессивностью, в компании молодого принца были возвращены в прежнем блеске принципы куртуазной любви. Кто знает, какими они были на самом деле во времена Алиеноры Аквитанской, которая их в моду и ввела, но на английской почве и по прошествию времени они подошли очень близко к откровенному эротизму. В окружении принца крутился поэт Стивен Хос, избравший своей Прекрасной Дамой не кого-то, а сестру принца, принцессу Мэри, фантазии о которой в его исполнении были очень смелы. На мой взгляд, поэт из него был так себе (критики же о его талантах спорят до сих пор):
Но он был лет на десять старше окружающей принца молодежи, повидал жизнь и поездил по миру, обладал явным талантом делать комплименты и развлекать окружающих, так что принцесса чувствовала себя не оскорбленной, а польщенной. К сожалению для себя, Хос также был служащим короля, так что когда он стал свидетелем неуважительных замечаний о короле от кого-то близкого к принцу, он был вынужден об услышанных «изменнических речах» доложить (технически неуважительность к королевской персоне являлась государственной изменой, недонесение о которой каралось), что и сделал в поэтической форме. Тем не менее, если его и поняли правильно в окружении короля, никто не заступился за поэта, когда над ним стали смеяться как над искателем сенсаций, и вскоре вообще избили до полусмерти (что было обычным способом воздействия на неугодных). Перепуганный Хос исчез с горизонта, перестал писать стихи, и посмел обратиться к принцу за пенсионом только в 1510 году, когда тот стал уже королем. Пенсион ему был назначен. Похоже, что отделали Хоса с ведома людей, приближенных к королю, а не тех, на кого он накляузничал.
Так или иначе, события мая и июня на короля все-таки повлияли. Когда они с сыном отправились в традиционный королевский прогресс, маршрут, намеченный королем, был амбициознее, чем обычно, и внешне он давал понять, что чувствует себя намного лучше, чем обычно. Он даже ухитрился набрать немного веса (скопление жидкости из-за легочной недостаточности?), что дало ему повод пошутить, что он растолстел. Роль хозяйки женской половины королевского двора, без которой обойтись было бы проблематично, исполняла леди Маргарет, мать короля.