Я прижимаюсь своей израненной спиной к стенке ванны, настолько сильно и жестко, что могу ощутить, как искорки боли кружатся в моих глазах. Затем я резким движением сбрасываю ее руку с моего бедра и удерживаю между нами.
— Я решил, что это будет хорошо, но это совсем не так, — издеваюсь я над ней.
Это было хорошо.
Но хорошо — это плохо.
Я ненавижу себя. Я не заслуживаю этого.
Ее краткий кивок только подтверждает то, что я уже знаю.
— Ты не подходишь мне.
— Я не…
— Проваливай из ванной!
Ее голубые глаза расширяются. Наполняются слезами.
— Прости, — еле слышно шепчет она. Девчонка погружается опять в воду, прикрывая грудь руками. — Мне следовало сделать, как ты мне сказал, и позволить тебе быть главным. Ты можешь сейчас быть главным, — поспешно говорит она. — Я просто хотела… — она обнимает себя руками. — Я просто хотела… сделать что-нибудь приятное для тебя.
— Приятное? — говорю я издеваясь. — Детка, ты нашла не того парня для «твоего приятно». Ты — моя ошибка. У тебя нет задатков сабмиссива, ты совершенно не слушаешься. Да, это было забавно ненадолго попробовать что-то другое, но давай не будем лгать. Это не сработает. Я не хочу этого.
Я поднимаюсь, и водопад маленьких пузырьков покрывает мое тело. Я перешагиваю через край ванны и со злостью хватаю дрожащими руками полотенце.
— Пошла отсюда, — раздраженно кричу я.
Она поднимается на ноги. Клянусь господом, я вижу, как дрожат ее губы.
— Прости меня за эту вольность, — говорит она мне, пока я оборачиваю вокруг нее полотенце. — Если ты позволишь мне остаться, я никогда не буду пытаться отнять у тебя власть, как сейчас.
Я качаю головой. Сжимаю руку в кулак и повторяю беспокойно это действие; затем я указываю ей на дверь.
— Пошла прочь! — кричу я ей, когда она поворачивается и смотрит на меня, я добавляю: — И забери свое дерьмо вместе с собой!
Она замирает в нерешительности в течение долгих минут. Я вижу, как слезинки срываются с ее глаз и исчезают за маской.
— Иди, кому сказал, — я рычу, делая по направлению к ней небольшой шаг.
Глядя на меня разъяренным взглядом, она разворачивается и хватается за дверную ручку.
Когда она выбегает из комнаты, я думаю, насколько все это иронично: эта девушка — единственная, кто из всех саб, которых я принимал к себе, была больше похожа на Леа.
Что, бл*ть, за долбанутая фантазия?
В результате того, что ее доброта сталкивается с моим ублюдочным поведением, моя эрекция стихает быстрее, чем когда-либо.
Я хватаю полотенце и прислоняюсь к встроенной столешнице, двигая в жестком ритме по своей плоти, пока я не становлюсь твердым и готовым к тому, что следом будет боль.
Часть 2
ГЛАВА 1
Я не хочу слышать ее беготню в моей комнате, потому расхаживаю из угла в угол. Звуки шагов босыми ногами по влажному полу заглушают шум за стеной: шаг, шлепок, шаг, шлепок, шаг, шлепок. Я стараюсь сосредоточиться на звуках своей ходьбы. Мое сердце ускоряет ход, бьется сильнее, пульсируя в моей груди. Ее слова всплывают в моей памяти.
«Я думаю, нам будет хорошо вместе».
«Пожалуйста, не заставляй меня уходить. Я сделаю все, как ты захочешь».
«Я хочу другие вещи, чем хочешь ты. Те, что доставят тебе удовольствие».
Она не нужна мне… что это? Ее забота? Внимание? Наказание? Я не нуждаюсь в ее гребаной доброте. Кем, черт побери, эта Леа себя возомнила?
«Я трахалась прежде. Но это было давно. Очень давно».
«Это может ранить тебя тоже».
«Я не возражаю. По крайней мере, я… так не думаю».
Я перестаю расхаживать, уставившись на ванну.
«Я пытаюсь помыть тебя, так же как ты помыл меня. Конечно, ты считаешь себя чистым».
Я мог видеть, как изгибаются ее губы, как под маской вокруг ее глаз образуются морщинки, когда она дразнит меня. Как будто моя властная манера и мои испорченные желания ее совсем не беспокоят.
Я одел ее, чтобы она выглядела как Леа, скрыл ее лицо и грубо приказывал ей, а эта девушка забралась мне на колени и попыталась просто… быть собой.
Мой разум снова кричит: «как Леа».
Если бы Леа была здесь, она бы не держалась на безопасном покорном расстоянии от меня. Я сомневаюсь, что смог бы убедить ее не купать меня. Она сделала бы это только потому, что хотела этого. Потому что она заботилась. «Если бы она заботилась», — нашептывает внутренний тихий голос. Глубоко внутри я знаю, что она не стала бы этого делать, уже не стала бы, не десять лет спустя, но это не реальная жизнь здесь сейчас. Это моя гребаная фантазия.