- Я хочу сказать, Володя, что хотя и нет книги в каталогах, она есть в списках изданий, вышедших из панафидинской типографии. Списки давно у меня лежат, достались по случаю. Так что новые русские их подделать не могли. Да и проверить можно, списки-то! У меня ведь не единственный экземпляр.
Я улыбнулся.
- Но ведь чушь, Влад Яныч! Ведь чушь! Как такое может быть? Вы, наверное, что-то не так прочли. Жорж Сименон - один. И комиссар Мегре тоже один. Вместе со своим помощником Лукасом.
- Там еще и Ганвиер имеется...
- Кто-кто?
- Жанвье. И заботливая мадам Мегрет, - с ядовитейшей улыбкой сообщил Влад Яныч кому-то сбоку и я опять оглянулся.
- Но что вы такое говорите. Ведь вы не можете не понимать, что это фальшивка. Сумасшедшая, гениальная, но - фальшивка!
- Зарегистрированная в 1976 году, - добавил Влад Яныч.
- Вы хотите сказать, что это чудо?
Влад Яныч наконец посмотрел мне прямо в глаза и со значением произнес:
- Я хочу сказать - началось!
* * *
Странное, невпопад слово. Смысл которого я пропустил тогда мимо сознания. Какое мне было дело до его "началось", когда передо мной выложили свидетельство настоящего чуда! Я был в грогги. Я испытывал ошеломление зеваки от чего-то жутко сенсационного, но зеваку лично не задевающего. Был суетливый, пьяноватый восторг от мысли, что вот, встретился, наконец, с чем-то этаким. Ну вроде как стать свидетелем встречи с инопланетянами. Зелеными и волосатыми. Мол, ух ты-ы-ы-ы-ы!!!
Между тем обладатель чуда никакого восторга по-прежнему не излучал. Он был встревожен, испуган, мрачен, он был повержен, он явно боялся книги.
Я немного пообсуждал теорию о свихнувшемся миллионере из новых, а потом Влад Яныч огорошил меня опять.
- Вот что, - решительно прервал он перезатянувшуюся сентенцию, в которой я безнадежно запутался. - Я вам, Володя, эту книгу продам. Как беспородного щенка. За серебряную монетку. У вас с собой наберется долларов... скажем, десять?
- А рублями можно?
- Можно и рублями. Но в долларах.
- У меня... - я порылся в бумажнике... - у меня... вот. Сегодня какой курс?
- Откуда я знаю. Давайте по вчерашнему.
Я отсчитал требуемую сумму. Он завернул Георгеса (так я с самого начала стал называть этот томик) в крафт-бумагу и церемонно передал мне.
- Влад Яныч, - сказал я, упрятывая сокровище в сумку. - Почему вы берете только десятку? за нее можно содрать как минимум три сотни баксов, да и то прогадаете.
- Не могу, - сухо ответил он. - Эта книга оценена в десять условных единиц. То есть долларов.
- Кем это она так глупо оценена?
Влад Яныч решительно мотнул пегой челкой.
- Мной.
И мы стали молча друг друга рассматривать.
- Но Влад Яныч, - наконец сказал я. - Ведь вы понимаете, что эта книга не десятку стоит? В любом случае. Даже если подделка.
- То есть вы и другие случаи допускаете?
- Да ничего я не допускаю. Я вообще говорю.
Я подозревал какую-то махинацию. Я боялся.
- Я все-таки не понимаю, Влад Яныч. Почему именно мне и почему за такую глупую сумму?
Влад Яныч состроил философскую мину и фальшиво проговорил:
- А что сейчас не глупо, Володя? Да вы посмотримте в окно!
Я посмотрел в окно. Проехала машина. Жигули.
- У меня такое впечатление, Влад Яныч, что вы просто хотите от этой книги избавиться. Как Бальзак от шагреневой кожи.
- Не Бальзак, а старьевщик у Бальзака, - быстро успокаиваясь, автоматически поправил Влад Яныч. - И потом, причем тут Бальзак? Разве вы не понимаете, что значит появление этой книги? Сейчас, здесь.
Я не понимал.
- Неужели не понимаете?
- Так вы объясните. Может, пойму, чего не случается. Вы по- простому мне объясните.
Это было ниже его достоинства.
- Нет уж. Хотите - берите, а нет, так я другому продам.
- Да я уж взял, кажется. Я только понять хочу.
- Да, су мерсед, я вас слушаю.
Влад Яныч на глазах веселел.
- Я спросить вас хочу. Только спросить. Не бойтесь, что я вам... вашу книжку верну.
Я вдруг поймал себя на том, что чуть не сказал вместо слова "книжка" куда более интимное и собственническое "Георгес"
- Ну так н-да?
Я собрался с мыслями.
- Влад Яныч. Мы с вами не первый год знакомы. И давно прошел тот период, когда вы могли всучить мне, глупцу с вашей точки зрения (это я так, для пущей скандальности, выразился - "с вашей точки зрения". Чтоб побольней его ущучить. По-моему ничего. Я тоже не всегда сахар. Что не по мне - так и взбрыкнуть могу), всякую дребедень, лишь бы отстал. Мы с вами... Вы для меня... Но сейчас вы опять... в смысле, я же вижу, Влад Яныч, я же прекрасно по вашим глазам вижу, что вы через меня хотите от какой-то залежалости избавиться.
Влад Яныч поднял сухонький указательный палец.
- Вот именно, залежалости. Вы на год посмотрите!
- ... избавиться, да. Вы мне скажите, Влад Яныч, в чем дело? Книгу-то я уже взял и кровью за нее расписался. Что с ней не так, с этой книгой Георгеса Сименона?
- Молодой человек! - величественно, однако и с облегчением, ответил мне продавец книг. - С ней все не так. Но если вы опасаетесь, что я пытаюсь сбагрить вам кусок шагреневой кожи, то вы ошибаетесь и наши взаимоотношения обижаете. Я ничего такого даже и в отдаленных переспективах не предусматривал (вообще-то очень образованный, Влад Яныч обожал слово "переспектива" и буквально млел от восторга, когда его поправляли. По какому-то сбою грамматического чутья Влад Яныч полагал, что правильней говорить "переспектива"). Мне эта книга - я признаюсь вам, отчего же? неприятна до крайности. Я без нее буду чувствовать себя гораздо спокойнее. Но просто так отдать ее, абы кому, я чувствую, опасно. А вы... так она будет в хороших руках, вы к ней скоро привыкнете, еще благодарить меня будете. У меня такое чувство, что даже и следует к ней привыкнуть. Честное слово, берите. Что такое десятка? Берите, не пожалеете.
Ну я и взял.
* * *
Дня через два три Вера привела ко мне своих друзей - я их видел первый раз в жизни. Друзья сказали: "О, какая квартира!", - и стали ходить по комнатам. Вера посмотрела на меня и загадочно подмигнула.
Это была парочка. Парень - длинный и до неприличия молодой. Звали его Манолис, но, похоже, это все-таки была кличка. А девчонка - огонь! Маленькая, складненькая, с поющим голосом, так и кажется, что вот сейчас от восторга захлебнется. Разглядывая квартиру, она все время делала попытки перейти на ультразвук. Звали ее Тамарочка, что мне с первого взгляда понравилось. Я уж опасался, что Эвридика.