Впереди, свернувшись в луже крови, лежал маленький синий дракон. Он выглядел как поломанная игрушка: крылья были разодраны и вывернуты под невероятными углами. Гарет впервые видел дракона, однако действовал быстро и решительно, словно ситуация не произвела на него ни малейшего впечатления. Он спешился и подбежал к дракону. Приложил голову к груди, испачкав лицо в горячей, всё ещё горячей крови. Дракон был жив. Гарет слышал слабое, затухающее сердцебиение. Младший принц сорвал с себя плащ и аккуратно переложил в него искалеченное тельце. Движение его были столь отточенными, словно он каждый день занимался подобным.
— Что там у тебя? — раздражённо и взволнованно спросил Балдер, спрыгивая с лошади.
— Да вот, — Гарет неуверенно показал свёрток.
— Уф, какая гадость, — растерянно протянул старший брат. — Зачем это тебе?
— Пусть берёт — может, он вырастит из него грозного зверя и тот сможет защищать нашего бедного Гарета! — издевательски выкрикнул один из гвардейцев. Вся пятёрка тут же загоготала. Гарет уже привык, что люди брата вечно смеялись над ним, но сегодня их смех был другим. Нервным, наигранным. Они словно чего-то ждали.
Вдруг он почувствовал тяжёлую и нежную руку Балдера на плече. Смех стих.
— Идём, брат, — миролюбиво сказал он, и, оставив двух стражей на поиски собаки, они отправились в замок.
Всю дорогу Гарет прижимал к груди пропитанный кровью свёрток, прислушивался к сердцебиению и слабому дыханию. Он чувствовал, что упавший с гор дракон словно неведомым образом отвел от него страшную беду.
IV. Союз безликого и пса
Айзек
Дул сильный ветер. Мёртвые, сухие листья деревьев издавали режущий слух шорох.
Мировоззрение Айзека было далеко от эльфийского – возвышенного, гордого, величественного. Настоящий эльф вскинул бы вверх голову, прислушиваясь к завыванию ветра, любуясь пасмурным небом и наслаждаясь прочими таинствами природы. Но Айзек после долгих скитаний от одного нанимателя к другому растерял всю эльфийскую поэтичность, место которой занял людской практицизм. Поэтому он, недовольно прищурив глаза, взглянул вверх. Черные тучи лениво наползали на солнце. Наемнику сильно не нравилась перспектива попасть под дождь — как и необходимость ехать в Шепчущий лес.
«Будь проклят Бордлейн со всеми его поручениями», — угрюмо думал он.
Айзек поёжился в седле. Мысли в голове путались, смешивались, переплетались, превращаясь в муторный бред — тело настойчиво требовало сна. Эльф снял потёртый кожаный дублет, оставшись в серо-коричневой, некогда белой, рубахе. Было холодно, и Айзек лелеял призрачную надежду, что холод не даст ему уснуть. Глупо, эльф и сам это понимал.
Айзек остановился в полудне ходьбы от Волчьего города, в старом храме у эльфа-монаха Илиона. Служитель Богов принял наёмника с натянутой улыбкой, накормил, после отвел в подвальную комнату, дав пару часов поспать. Комната пребывала не в лучшем состоянии. Грязная, пропахшая пылью и плесенью, заставленная старыми сальными мешками. Но Айзек был рад и такой. Он скинул пару мешков в кучу, не особо волнуясь об удобстве, после чего упал на импровизированную кровать, моментально проваливаясь в сон. Ближе к полудню Илион разбудил эльфа. Всё с той же натянутой улыбкой он отвел Айзека в купальню, а после нарочито неохотно протянул наемнику робу священнослужителя.
Священнослужитель из Айзека вышел скверный. Наемник мало походил на напыщенных, сияющих здоровьем служителей богов. Он был бледен, угрюм и во взгляде его читалась сталь, жестокость и воинская выучка – никакие наряды не могли скрыть это. Любой, хоть раз побывавший в мало-мальски серьёзном сражении, моментально раскусил бы этот цирк.
Дела духовенства не должны были выходить из круга самого духовенства, и все поручения передавались исключительно священнослужителями. Обратное оскорбляло Богов. Или, как полагал сам Айзек, возвышало священнослужителей над простым народом, показывая, что непосвященные недостойны участвовать в делах хранителей леса. Так или иначе, но Айзеку пришлось оставить привычную одежду в храме.