Бесспорно, древние эллины были высокоодаренным, энергичным и свободолюбивым народом, но достижения «того маленького народа, универсальная одаренность и деятельность которого обеспечили ему в истории развития человечества место, на какое не может претендовать ни один другой народ» (1, 369), восхищающие нас и поныне в разных областях творческой деятельности, во многом объясняются возникшим типом государства и общества. Этим новым типом государственного устройства и явился полис как общественно-политическое учреждение, сложившееся в VI в. до н. э. Именно в политическом и культурном «климате» города-государства, образ жизни которого был немыслим без диалога и борьбы мнений (будь то в народном собрании, суде присяжных или даже на улицах и площадях), мы находим один из источников «изначального» рационализма греков и бросающуюся в глаза гуманитарную направленность их творческой энергии в сторону общественно-политической мысли, красноречия, искусства и философии, а также решения логико-математических проблем и развития дедуктивного мышления.
На почве полисных (и в первую очередь демократических) учреждений возникли и укрепились идеи о равноправном гражданине полиса, приоритете общественных интересов перед личными (см. Фукидид. История II 60), представление о свободном человеке, принципиально отличном от раба. Для Аристотеля (Политика I 1, 9—10) человек — это zoon politicon, существо общественно-политическое, т. е. причастное к государственной (полисной) жизни. Отсюда раб, лишенный гражданских прав, вроде бы и не человек, точнее, он становится человеком, лишь приобретая свободу.
Согласно мнению некоторых современных исследователей, греческие мыслители, в том числе Аристотель, рассматривая общество с точки зрения «примата природы» («астрономически» или «созерцательно материалистически»), не ведали о свободе человека, не понимали общественной природы человека и сводили сущность человеческой личности и общества к «природным отношениям». В этой связи хоте\ось бы отметить, что притязания зарождавшейся демократии опирались не на «примат природы», а как раз на оспаривание такового (привилегии рождения) и отстаивание права гражданина как члена общества и государства определять свою судьбу, права, отрицаемого родовой аристократией и религиозно-мифологической традицией. Излишне говорить, что Аристотель определяет человека не «астрономически», а социально-политически.
Зарождение полиса как нового типа общественно-политического строя восходит к периоду массовой миграции греческих племен (XII–X вв.), наступившему вслед за падением микенской цивилизации (конец XIII в.) и завоеваниями дорийцев (XI–IX вв.). В процессе дорийского переселения в основном и определилось размещение греческих племен, в частности ионийского, сыгравшего столь большую роль в последующей истории Древней Эллады. Так, на рубеже XI–X вв. ионянами из Аттики, ранее переселившимися сюда из Пелопоннеса, были основаны малоазийские греческие полисы (Милет, Эфес, Колофон, Фокея и др.) (см. Геродот I 145).
Благодатный климат, обилие плодородных земель и пастбищ, удобные сухопутные и морские подходы, а также тесные связи с материковой Грецией и соседними странами Древнего Востока — все это позволило полисам Ионии в своем экономическом и культурном развитии довольно быстро обогнать метрополию. Тем не менее небольшая территория полисов Малой Азии, как и вообще всей Греции, время от времени становилась причиной острых демографических кризисов. Вследствие этого для восполнения доходов от земледелия и поддержания численности населения на определенном уровне греки рано обратились к занятиям ремеслом и торговлей, начали развивать выгодные отрасли земледелия, периодически основывали колонии.
Колонизация и оживленные связи с греческими полисами метрополии и негреческим миром активизировали производственную и торговую деятельность, содействовали развитию личной инициативы и предприимчивости, расширяли кругозор, будили интерес ко всему новому и необычному, способствовали разрушению старых представлений о мире и возникновению новых. Однако коренные изменения в образе жизни и мышлении греков (в частности, становление и развитие у них философии и науки) были обусловлены прежде всего социально-политическими революциями, в результате которых на смену власти родовой аристократии пришла в VII–VI вв. так называемая ранняя (старшая) тиранния, явившаяся переходной политической формой от господства родовой аристократии к власти демоса, полисной демократии.
Как и всякая тиранния, порожденная исключительными обстоятельствами (общественными смутами, социальными потрясениями и т. п.), раннегреческая была режимом личной власти, беспринципным правлением, основанным на политическом насилии (см. 60, 3–4). Ее характерной особенностью являлась внутренняя противоречивость: с одной стороны, первые тиранны (обычно честолюбцы, выходцы из родовой и имущественной знати), стоя во главе народа и используя его недовольство, свергали власть родовой знати и тем самым подготавливали почву для утверждения демократии. С другой же стороны, они стремились отстранить демос от участия в политической жизни (см. Аристотель. Афинская полития VI 16). До тех пор пока первые тиранны выступали на стороне народа, заботились об улучшении его положения и поощряли занятия ремеслами и торговлей, они вызывали его доверие и возбуждали его симпатии. Однако, поскольку тиранния не имела глубоких корней в общественной жизни полисов, психологическом складе народа и его сознания, она была обречена. На рубеже VI–V вв. во всех греческих полисах, за исключением малоазийских, тиранния пала. В начале VI в. в Эфесе, где насильственно была свергнута власть царского рода Басилидов (из которого, кстати, происходил и Гераклит), сменилось несколько тираннов, в том числе Пиндар и Пифагор (не надо путать последнего с известным математиком и философом).
После покорения (546) малоазийских полисов Киром в Эфесе была установлена власть тираннов Афинагора и Комы, ставленников Персии. За поэтические выпады против этих тираннов лирик Гиппонакт (ок. 540) был изгнан из Эфеса. В период смуты и семимесячного царствования Лже-Смердиса (522–521) малоазийские греческие города были освобождены от «податей и военной службы на три года» (Геродот III 67), т. е. стали самостоятельными. Если верить Клименту Александрийскому, в период жизни и деятельности Гераклита в Эфесе правил тиранн Меланкома (см. ДК А 3).
О событиях в Эфесе рассматриваемого периода мы располагаем очень незначительной информацией. В известной степени, однако, о них можно судить по тем, которые происходили в соседнем Милете, по выражению Геродота (V 28), «жемчужине Ионии». После тираннии Фрасибула (начало VI в.) возобновившаяся в Милете борьба между богатыми («владеющими имуществом») и бедными («демотами») приняла ожесточенную форму. Сначала верх одержали «демоты», которые изгнали богачей и растоптали их детей на гумне пригнанными туда быками. Затем победу одержали богачи: они сожгли своих врагов (см. 27, 32). Каждая из враждующих партий, победив, охотно прибегала к средствам, которые осуждала у противника.
По сообщению Геродота (V 28), населению Милета, раздираемому гражданскими распрями и страдавшему от смут и неурядиц в течение двух поколений (т. е. 60 лет), пришлось обратиться к посредничеству паросцев для умиротворения враждующих партий. В большинстве случаев посредниками, выступавшими в роли эсимнетов, т. е. выборных носителей верховной власти, или «выборных тираннов» сроком на один год, являлись кто-либо из влиятельных граждан данного полиса. Подчас роль эсимнета-примирителя играли законодатели.
К числу первых законодателей, т. е. лиц, записавших обычай, — неписанные законы — относится Залевк из Ликр в Южной Италии (середина VII в.) и Драконт из Афин (ок. 624). Эта мера, явившаяся уступкой требованиям демоса, имела далеко идущие исторические последствия. Прежде всего писаные законы ограничивали произвол родовой знати, одной из привилегий которой было толкование обычая и осуществление правосудия. Раньше закон (обычай) считался «божественным» установлением. Теперь же, став доступным всякому, он превратился в человеческое установление («номос»), А коль скоро это так, то один «номос» может быть изменен или отменен другим таким же «номосом» как более отвечающим новым требованиям и изменившимся условиям. Тем самым закон, правовые нормы и политические действия, освобожденные от божественной санкции, становились предметом публичных обсуждений и свободных дискуссий среди широких слоев народа. Запись обычая, внося существенные изменения в правосознание общества и содействуя росту демократической идеологии, раскрывала вместе с тем относительный характер правовых норм и человеческих установлений вообще.