При свете свечей в легком, с блестками платье Марина аль-Муджахиб была привлекательна. Соблазнительно белели плечи, открытая грудь, шея. По спине клубились волнами длинные пышные волосы. Красивый излом выпукло очерчивал сочный рот. Над темно-серыми глазами высокими дугами чернели густые брови. Некрасив был лишь широкий, плосковатый нос с нервно подергивающимися ноздрями. В этом подергивании было что-то хищное, нетерпеливое. Но держалась она с достоинством.
— Варьете будет через час, и мы, пожалуй, успеем поужинать, — сказал Кнып, когда официант принес напитки.
— Здесь скверно кормят, — заметила Марина.
— Но разве у нас есть выбор? — улыбнулся Кнып. — Запьем хорошим вином.
— Мне закажите форель в сметане, — скучающе вымолвила она.
Кнып и Ветлугин остановили свой выбор на бифштексах с жареным картофелем и свежими-овощами.
— Чем вы занимаетесь? — неожиданно напрямик спросила Марина аль-Муджахиб, цепко разглядывая Ветлугина.
— Он рекламирует идеи, — поспешил пояснить Кнып.
— Как это? — удивилась она.
— Идеи надо рекламировать, дорогая Марина, как и любые товары, — обворожительно улыбнулся Кнып. — Правда ведь, Виктор?
— Пожалуй, так, — мрачно согласился Ветлугин.
— Первый раз слышу о таком, — ничего не поняла Марина и встала. — Извините, джентльмены, на некоторое время я вас покину.
— Конечно, конечно, — откликнулся Кнып.
Кнып весь был в нетерпении, ожидая ветлугинского вопроса о Марине. Но по правилам их игры надлежало разгадать предложенную головоломку. Если Ветлугин задаст вопрос, то это означало бы, что он, по шахматной терминологии, теряет качество. И это-то в дебюте! Нет, он этого не сделает. И потому Ветлугин заговорил о другом.
— Ты знаешь, Кнып, — часто они называли друг друга по фамилиям, как бывало во времена яростной студенческой полемики, — мне привиделся странный сон. Будто над Гастингсом повисла зеленая «тарелка» и маленькие зеленые инопланетяне забрали тебя с собой. Возможно, потому, что я вдруг вспомнил твое юношеское хвастовство, будто ты умеешь вызывать духи своих предков и получать от них указания. Это произошло после твоей блестящей седьмой партии, когда ты, наконец, рванулся вперед. Но я вот о чем потом думал. Не о том, что можно так себя завести и вообразить встречи с давно умершими предками. А о том, откуда ты знаешь, что в твоей родословной есть великие пращуры? Верить, конечно, во все можно. Например, в то, что ты потомок зеленых инопланетян.
Кнып очень внимательно и очень серьезно выслушал его, но отвечать на выпад по их правилам было не обязательно. И он повел свою линию:
— Есть истины, Ветлугин, и, думаю, ты согласишься, — универсальные, всемирные, не подчиненные законам развития. Из того же царства духа. Или из области этики. Например, христианская мораль универсальна. И у нее нет особых противоречий с эллинской. Пожалуй, и с иудейской. Вероятно, существуют всемирные законы. Возможно, Иисус был инопланетянином. Вот только не знаю, зеленым ли? — улыбнулся он, довольный собой.
— Шахматы тоже не подчинены законам развития. Шахматы, по-моему, это не искусство и не наука, хотя и к тому и к другому имеют прямое отношение, — говорил Ветлугин, в общем-то меняя тему. — Шахматы, если хочешь, — это гениальное отражение жизни. Это, по-моему, модель нашего ежедневного пребывания в мире. Каждое наше решение — это как шахматный ход, после которого возможны самые невероятные последствия.
— Ты не должен беспокоиться, — встрепенулся Кнып. — Я попросил метрдотеля, чтобы нас не фотографировали.
«Ах, дорогой Кнып, ты, оказывается, даже об этом побеспокоился!» — возмутился Ветлугин, а вслух произнес:
— Но разве они послушают метрдотеля?
— Пожалуй, нет, — сразу согласился тот. Но наступал: — И все-таки ты боишься, да? Мы можем уйти.
— Ну, что ты! — отринул предложение Ветлугин. — Мы останемся, потому что я уже не боюсь. Раз я здесь, то, значит, решение принято.
— Отлично! — Кнып взглянул на него проникающе. — Скажи, Виктор, почему ты не посвятил себя шахматам?
— Я тешу свое тщеславие.
— Разве это не честолюбие?
— Наверное, все-таки тщеславие. Удовлетворяюсь тем, что вижу свою фамилию напечатанной в газете. Впрочем, как и ты. — Ветлугин иронизировал.
— Не только, хотя первоначально человеческая жизнь подчинена тщеславию. Но существует потаенный смысл. Разве ты еще не распознал своего предначертания? — Кнып говорил серьезно.
— Но разве быть гроссмейстером означает, что ты постиг великий смысл?
— Нет. Просто это открывает новые возможности. Ты уже принадлежишь к избранным. Ты доказал это. Ты свободен в своем развитии. Ты теперь можешь, ибо ты должен.