...Был солнечный майский денек, уже по-летнему вальяжно-теплый. Ветлугин бродил по Сити в поисках, ну, что ли, вдохновения для написания памфлета о «новом капитализме» консервативного министра Питера Уокера.
Несмотря на солнечный день, Сити оставался Сити, городом в городе, и ничем не походил на остальной Лондон. Всюду, особенно вдоль Темзы, правда исключая Сити, изумрудно зеленели деревья, манили шелковистым покровом парковые лужайки, красочно благоухали цветы; с реки тянуло свежестью моря, и на набережных все без исключения прохожие старались не торопиться, охваченные весенним томлением. А в Сити яростное солнце еще резче обозначило каменные нагромождения, асфальт и булыжник; поражало, будто увиденное впервые, полное отсутствие зелени — деревьев, травы; а в узких улочках дымно слоились отработанные газы, и от этой сизой гари, казалось, можно немедленно задохнуться, однако невозмутимые клерки все так же деловито сновали туда-сюда, одетые с обычной тщательностью и даже с зонтиками в виде трости; а вослед им торопились и все остальные. Ничего не меняли в Сити ни весна, ни теплынь, ни солнце. Как всегда, без устали крутились финансовые жернова, создавая капиталы, деля их, размалывая. Сити оставался неизменным...
Теория «нового капитализма» Питера Уокера возникла в шестидесятые годы. Тогда вместе с Джимом Слейтером Уокер создал финансово-промышленный конгломерат, авуары которого составляли чуть ли не миллиард фунтов стерлингов. Однако в начале семидесятых, во времена нефтяного кризиса, хваленый конгломерат лопнул, да с таким треском, что о «новом капитализме» Питера Уокера постарались побыстрее забыть.
Финансовая «гениальность» Джима Слейтера состояла, по выражению одной из газет, в «бумажной бухгалтерии». Маклерами покупались и продавались не полноценные акции, а пустые бумажки, за которыми не было ни предприятий, ни фирм, ни элементарных денег. Правда, на этой «бумажной бухгалтерии» лично для себя Слейтер и Уокер заработали реальные миллионы.
Это, конечно, была «афера века», но именно на ее основе консервативный министр Питер Уокер провозгласил принципы «нового капитализма». Очередной экономический кризис все вскрыл и все разрушил: финансово-промышленный конгломерат Слейтера — Уокера лежал в руинах. Однако новое стеклянно-пластиковое здание, воздвигнутое «новыми капиталистами» в апогей их финансовой аферы, оставалось на месте. Правда, оно уже было куплено очередным «финансовым гением», имя которого пока скрывалось, но Ветлугин догадывался, что им является тот самый банкир со змеиной усмешкой, похожий на дельца от спорта, из бывших центрфорвардов — Уильям Гибс. Видно, не случайно Гибс активно популяризировал себя, в частности встретившись с иностранными журналистами, над которыми не без умысла подшутил, предлагая унести из его владений «золотой кирпич». В общем, Ветлугин бродил по Сити, выстраивая сюжетную линию памфлета.
...Он спускался к Темзе, к Лондонскому мосту, около которого пришвартовали старый пароход, превратив его в бар-закусочную. Чуть в стороне по крутому берегу амфитеатром поднимались деревянные лавки — точно такие же, какие встретишь в русских приречных деревнях, — и на одной из них, упиравшейся в глухую кирпичную стену заброшенного причального склада, предназначенного не то на продажу, не то на слом, сидел его знакомый старик. Несмотря на теплынь, он был одет в макинтош, потрепанный и выцветший, в ту же старомодную, помятую шляпу, в те же башмаки, но без веревочной подвязки, видно отремонтированные; он так же, как и в прошлый раз на Ливерпуль-стрит Стейшн, откусывал вяло и нехотя булку, правда теперь запивая ее молоком из бумажного пакета, и одновременно скрюченными костлявыми пальцами отщипывал кусочки, бросая их под ноги, где расхаживали сизые голуби, похоже, те же самые, потому что они так же сердито ворковали и недовольничали.
— Здравствуйте, — решительно сказал Ветлугин. В этот живительный солнечный день настроение унего было превосходное. — Узнаете меня? Помните, вы рассказывали, что я похож на русского майора? На того, которого вы встретили в Вене? Сразу после войны? — И продолжал настойчиво: — Я все время ругал себя, что не расспросил вас о нем. Я журналист, меня зовут Виктор Ветлугин.