Я склонился над хрипящим животным. Одного взгляда хватило, чтобы понять: лошадка обречена. Отмахнувшись от что-то говорящей мне Хитар, я сделал единственное, что было возможно: остановил кровь и закрыл чудовищную рану. Здесь еще не пахло магией, а только моим врачебным искусством. Магия началась потом.
Известно, что каждая живность — и здесь неважно, лошадь или человек, живёт благодаря циркуляции энергии. При этом в клетках её накапливается всегда избыточное количество. Недаром многие органы способны к регенерации спустя многие часы спустя остановке сердца. Фокус состоит в воспроизведении естественных энергетических потоков. Я дал соответствующую команду, и лошадь встала на ноги. Пусть впоследствии обо мне пойдет нежелательная слава, как об оживляющем мертвецов — сейчас важнее уберечь свои головы.
Коняга пала, как и ожидалось, часа через полтора: запасы энергии велики, но и расходы тоже. Прикинув, я предложил Хитар идти пешком настолько быстро, насколько она сможет, а всю нашу поклажу с неживой лошади переложил на себя. Всю нашу процессию я окружил невидимой завесой, на которую израсходовал немало сил.
Мы успели. Еще до наступления темноты на лесистой горе по ходу нашего движения показался высокий частокол. Уфелд объяснил мне, что за ним скрывается укрепленный пост гвардии герцога, где мы найдем приют и пищу. Я только-только начал разбираться в хитросплетениях местной политики. Насколько здесь значим король? Насколько независим герцог? Но Уфелд был уверен в себе, потому и я счёл правильным положиться на волю судьбы. Только не безропотно. На всякий случай я внушил байгу, что я являлся только хозяином и погонщиком их коней, которых, соответственно, слопал Саймум. А победила нежить, естественно, Хитар. Девчонка поняла меня и с готовностью поддержала.
Ворот в остроге не было Разомкнутое кольцо частокола заходило дугами друг за друга, образуя узкий проход. Подвижную решетку, обрамляющего его, обрамляли острия копий, которые на ночь образовывали никем более не обороняемый проход. Железные острия перемежались серебряными, а на стене, по кругу, располагались примитивные охранные знаки, призванные отпугивать нежить. Байг вошел в ворота первым, протягивая вперед свою королевскую бляху, как слепец, ожидающий милости. Как он и предполагал, гарнизон острога проявил радушие, лишь отчасти объяснимое лицезрением байга.
В общем, нас встретили без фанфар, но благожелательно. Уфелду даже предложили виноградного вина, что в здешних краях соответствовало публично высказанному уважению. Хитар тоже не оставалась без внимания и, если бы она дала это понять, её колдовская принадлежность не стала бы препятствием ни для одного из одиннадцати мужчин, составлявших гарнизон сторожевого острога.
Правда, час или полтора спустя большинство из них отправились на посты. Нас же уложили спать. Мне, как "младшему по чину", пришлось довольствоваться сеновалом.
Утром нас галантно сопроводили в дорогу (по-моему, из-за присутствия Хитар), а еще через два дня пути мы добрались до Ключевого перевала.
Глава 6. Тарган. Посвященный
Маги не вечны, хотя, как правило, живут дольше, чем люди без способностей. Королевский гроссведун Ангерет, славный тем, что лет тридцать тому назад прикончил нежить небывалую, умирал долго и мучительно. Он задыхался и мог спать только сидя в глубоком кресле. Точнее не спать, а впадать в тяжелое забытье. Страдал он давно, и реальную власть добровольно уступил более молодому и еще не обремененному хворями собрату. Но всему приходит конец, и на рассвете длинного летнего дня, не приходя в себя, Ангерет преставился.
Случилось это в столичном граде Ка-Таладе, славном почти двухтысячелетней историей, а также сотнями сменяющих друг друга королей, правыми и неправедными расправами, многочисленными пожарами, подвигами и изменами.
Смерть освободила от мук старого чародея в тот день, когда Юрий Кондрахин находился сотнями километров восточнее королевской столицы, скитаясь по лесу и добывая малинника. Однако вернемся к печальному событию, во многом повлиявшем на будущие события.
На обряд прощания собрались чуть ли не все маги Ка-Талада. Ждали и короля, но его величество как раз пребывал в очередном приступе апатии и не соизволил. Всею церемонией распоряжался теперь уже законный преемник Ангерета — Шедуан.
Носилки с телом покойного, густо увитые гирляндами живых цветов, установили на гранитном постаменте посреди главной столичной площади. Непосредственно у постамента находились только высшие маги, чуть поодаль — прочие колдуны и главные сановники королевства. Всех их окружало надежное кольцо вооруженных королевских гвардейцев, а уж еще далее, оттесненная к периметру обширной площади, замерла в благоговении толпа горожан.
Ровно в полдень, на миг опередив медный раскатистый удар башенных часов, Шедуан воздел руки к солнцу, как бы специально для этого выглянувшему в просвет кучевых облаков. Воздух задрожал и налился красками. А секундою спустя тело Ангерета вспыхнуло нестерпимо голубым огнем, бьющим в самые небеса. Воображение тех, кто не зажмурился в священном страхе, угадывало в этом огне колеблющиеся контуры гигантской человеческой фигуры.
Колдовское пламя полыхало недолго, исчезнув также внезапно, как и появилось. На опустевших носилках покоились только неповрежденные цветы.
Последнее земное ложе Ангерета подхватили за короткие рукоятки четверо ведунов, и длинная процессия, возглавляемая Шедуаном, степенно направилась к священному озеру, примыкавшему к бастионам королевского дворца. Носилки поставили на воду и легонько оттолкнули от берега. Ускоряя ход, те понесли алый посмертный венок к середине водоема. Многие из присутствующих не раз наблюдали подобную процедуру, тем не менее, мало кто удержал вздох изумления, когда носилки с цветами внезапно погрузились в озеро, не оставив на поверхности ни следа.
Молодой гроссведун Тарган был одним из тех, кому доверили нести носилки с телом Ангерета к постаменту. В свое время он мечтал о военной карьере. Великие Белые наделили его колдовскими способностями, что в военное время, несомненно, способствовало бы боевым подвигам. Но королевство давно ни с кем не воевало, армия тихо разлагалась. Вот почему Тарган долго не раздумывал, когда ему предложили поступить в ученики к Шедуану. В считанные годы он овладел многими колдовскими премудростями, хотя и отдавал себе отчет в том, насколько превосходит его наставник. Тарган знал себе цену и, если завышал ее, то на самую малость. Тем более, что среди прочих учеников Шедуана, он был самым успешным. И все же разговор с королевским гроссведуном, последовавшим сразу после окончания траурной церемонии, поверг его в немалое изумление.
— Иди за мною в сорока шагах, — тихо, не поворачивая головы, сказал маг, словно невзначай проходя мимо Таргана. И сам пошел сквозь толпу, разрезая ее, как ножом.
"Коридор невидимости", — смекнул Тарган с завистью. Выдержав дистанцию, он двинулся за учителем. Людская масса за ним смыкалась, ничего не заметив.
Путь их оказался недолог и привел прямо к Магическому Кубу, украшавшим собою соседнюю площадь. Сооружение, знание о назначении которого было утрачено, и вправду имело кубическую форму. Его стены цвета мутного, потрескавшегося кварца уходили вертикально вверх на высоту двухэтажного дома. Только вот в доме этом не было ни окон, ни дверей. Вокруг ни души — праздные зеваки еще толпились у озера.
Королевский гроссведун уверенной походкой шел прямо на знаменитое сооружение минувших веков, словно намереваясь расшибить себе лоб. И вдруг исчез.
За годы ученичества Тарган привык ничему (ну, почти ничему) не удивляться. Он бесстрашно повторил путь наставника… и столкнулся с ним нос к носу в скупо обставленном помещении без окон и дверей, тем не менее, достаточно освещенном. На тяжелой каменной скамье его прибытия дожидались пятеро гроссведунов королевства. Ни один из них не занимал особо высокой должности при дворе, но среди собратьев по ремеслу каждый слыл большим мастером. Таргана они встретили молча, и даже лица их оставались совершенно бесстрастными.