Полагаю, стоит вознаградить усердного сотрудника, чтобы укрепить его лояльность. Так ведь, наверное, поступают хорошие правители..?
‒ Да, разумеется, конечно, юный господин! Этому, однако, как он полагает, стоит знать, что вы собираетесь предпринять далее, юный господин… ‒ разумеется, ему ничего не оставалось сделать, кроме как отринуть столь противоестественное для него чувство родства с аристократом, что, наверняка, просто скрывает своё высокомерие…
‒ Хватит уже обращаться к себе на «Этот то… этот сё…». Веришь или нет, но меня бесит, когда ты так говоришь. Чувствую себя мерзким ублюдком, когда ты так унижаешься. Так что прекращай всю эту свою фетишистскую тему и начинай уже говорить, как человек. Особенно в моём присутствии, ‒ а вот и первая критическая ошибка – воспитание Луки из того мира слишком сильно отпечаталось на нём, чтобы он мог и дальше терпеть подобный бред. Долой сословные ограничения! «Liberté, Égalité и Fraternité», как крик души и наш девиз! Ну, а если серьёзно, то у Луки просто кончилось терпение. Не каждый из нас смог бы столь долго терпеть подобные анахронизмы (для него они именно ими и являются) в общении, так что давайте просто пожмём ему руку за то, что он вообще начал это делать…
Заколебали уже… лично бы деклассировал всех, кто подобным образом говорит, будь на то моя воля…
‒ Эм… простите, юный господин, но этот не совсем понимает, о чём вы говорите. Имеет ли этот право на объяснение? ‒ естественно, так просто не ликвидировать последствия многовекового вбивания подобных токсичных отношений между представителями разных сословий, но Лука хотя бы попытался…
‒ Ох, буду проще – общайся со мной, как с «почти равным». Мне надоели все эти твои вечные «Этот… этот…» и прочее дерьмо, так что я тебе приказываю – общайся со мной менее… официозно..? В общем, ты понял меня, ‒ но у него всё ещё есть огромная власть над солдатом, так что он просто приказал ему «выражаться правильно». Так что тому пришлось, невзирая на возможные опасения, подчиниться, как бы забавно это не звучало…
Глава 8. Respect+
*…Разговор, решавший судьбы многих людей и, не побоюсь этого слова, целого города (ну и льстит же себе он…), всё шёл в каком-то жалком закутке провонявшего мочой и потом гигантского замка. Не это ли ирония, дамы и господа?…*:
‒ В общем, что я хотел сказать… ах, да. Пришла пора выжидать. Я займусь конвертацией этой валюты, ты же пока наблюдай за действиями Кая. О важных вестях докладывай мне немедля, если это не грозит раскрытием нашей маленькой интриги, понял? ‒ и ведь действительно, разговор между этими двумя всё ещё продолжался, несмотря на короткий антракт, связанный со сменой мизансцены.
*Интересно, как Вильям отреагирует на денарии, полученные «мной» прямо из рук капитана замковой стражи? Ну правда, что же за идиот! Впрочем, пока что радоваться рано. Идти к «отцу» с одним лишь мешком золотых и серебряных монет, да ничем не подтверждёнными словами одного из солдат, естественно, пока что рано…*
‒ Так точно, юный господин, ‒ так что да – этот Водевиль лишь набирает обороты.
‒ Тебе так нравится бесить меня? ‒ впрочем, вернёмся к нашим актёришкам. Как вы видите, один из них явно недоволен тем, что другой не подчиняется новым правилам их маленького спектакля на двоих.
*Ну и заноза же он в жопе…*
‒ Извините, юный господин, но, при всём уважении к вам, этот не может этого себе позволить. Иерархия существует не на пустом месте. Этот, несомненно, значительно ниже вас как по рангу, так и по статусу, так что обязан соблюдать определённые нормы и правила, установленные в нашем закрытом обществе [о военном сословии]. Это называется дисциплиной. Она отличает этого от животных и варваров, поэтому, извините ещё раз, но этот не собирается ронять гордость собственного цеха неуместным панибратством. Осознавая всю тяжесть своего преступления, я готов смиренно принять любое наказание за нарушение субординации и дисциплины… ‒ вероятно, стоит воздать ему должное, так как он не стал любезничать и не стал искать прощения. Нет, он не стал убегать от возможной кары за непослушание. Он вынул свой меч из ножен, после чего, преклонив колено и голову, аккуратно подал оный своему господину, смиренно ожидая наказания. Вот – честь, достойная подражания!