В связи с этим – и не только – внизу царила отнюдь не радостная атмосфера. Тристан совал свой нос во все происходящее в доме, вплоть до мелочей, и засыпал Хобсона вопросами. Дворецкий хранил внешнюю невозмутимость и безупречную вежливость, но Анжелика чувствовала: поведение нового хозяина его раздражало.
Во второй половине дня в нарочито пышном экипаже, запряженном четырьмя вороными конями, которыми правили два кучера, прибыли Элизабет и дочери. Все три были одеты в пышные торжественные, пусть и черные, платья и шляпы. Лицо герцогини скрывалось за вуалью, а плечи покрывала накидка из чернобурых лисиц.
С высокомерным видом троица прошествовала в замок, оставив встретивших их слуг стоять на морозе.
Оглядевшись в главном зале, Элизабет ледяным тоном громко объявила:
– Интересно, как много времени уйдет у нас на приведение замка в подобающую чистоту?!
Замок, однако, всегда поддерживался в безупречном порядке стараниями миссис Уайт, которая очень этим гордилась.
Анжелика, как и слуги, вышла навстречу родственницам, но новая хозяйка Белгрейва прошла мимо нее как ни в чем не бывало, не обронив ни слова. Гвинет и Луиза же смерили тетю пренебрежительными взглядами, словно она здесь никто.
Анжелика проводила Гвинет в свою комнату и выразила надежду, что та с удовольствием проведет здесь время, на что племянница рассмеялась:
– Я вообще-то въезжаю сюда. Матушка сказала, так нужно. Остальные свои вещи можете забрать завтра.
Анжелика не произнесла ни слова, решив, что поговорит об этом с Элизабет. Неужели придется поселиться в тесной комнате наверху, где сорок лет не было ремонта? Ее собственная спальня – похоже, отныне принадлежащая Гвинет, – последний раз переделывалась всего три года назад, на пятнадцатый день рождения Анжелики. Она вместе с отцом уехала во Флоренцию с визитом к его старому другу, а когда вернулась, в комнате уже красовались обои из розового сатина и новая мебель прямиком из Парижа.
Переезд в Коттедж манил все больше и больше.
Элизабет раздавала указания направо и налево, распорядившись изменить меню на ужин. Новоиспеченной герцогине было все равно, что до вечера оставалось совсем немного времени, да и все в замке еще не пришли в себя после смерти старого герцога. Она холодно заявила, что все члены ее семейства обладают деликатными желудками и не могут есть деревенскую пищу. От таких слов кухарка побагровела: она всегда гордилась изысканностью своих блюд, часто сверяла рецепты с рецептами поваров лучших домов Лондона и выписывала журналы о французской кухне. «Деревенской пищей» ее блюда еще никто не называл.
За ужином Элизабет объявила о больших переменах, которые собиралась произвести в Белгрейве, в том числе о смене меблировки и новой отделке многих комнат. Гвинет и Луиза весь вечер грубили слугам, и их никто не одергивал, а после ужина поднялись в бывшую комнату Анжелики, даже не пожелав тете доброй ночи. Тристан с супругой отправились в кабинет и захлопнули перед ней дверь, заявив, что хотят поговорить с глазу на глаз.
Анжелика немного побыла с отцом, а затем поднялась в отведенную ей комнату, упала на постель и расплакалась. Проведать скорбящую дочь прежнего герцога зашла миссис Уайт.
– Вы в порядке? – озабоченно спросила домоправительница. Она понимала, как это тяжело: потерять отца и мириться с подлым поведением Тристана, его жены и детей. Но, к сожалению, миссис Уайт была всего лишь прислугой и ничем не могла помочь дочери Филиппа, как бы горячо ни любила ее за доброту и хозяйственность. Все, что могли слуги, – это осуждать действия новоиспеченной герцогской четы в разговорах между собой.
Анжелика кивнула и попыталась улыбнуться, хотя по щекам текли слезы. Миссис Уайт вела себя с ней как мать. Она начала служить в Белгрейве еще задолго до того, как покойный герцог женился на Мари-Изабель. Экономка одной из первых держала новорожденную дочь бедной герцогини на руках.
Для Фионы Уайт, не имеющей собственной семьи и детей, Анжелика стала любимым ребенком.
– Все так… изменилось, – произнесла Анжелика, чувствуя себя неловко. Ей не хотелось жаловаться или невольно грубить брату за его спиной.
– Перемен не избежать, – промолвила в ответ экономка, погладив несчастную сироту по голове. – Но новый герцог и его семья очень уж спешат заявить нам, что Белгрейв теперь принадлежит им.