- Я потрясена.
- Очень интересна его идея о том, что микрочастицы, это проекция космических макро-объектов, он проводит потрясающие параллели. Скажите, он интересуется астрономией, смотрит ли на звёзды, есть ли у него оптические приборы?
- Нет, у него приборов нет.
- Необходимо в срочном порядке снабдить его телескопом, мы распорядимся о занятиях астрофизикой.
- Что ж, прекрасно.
- Но как Вы понимаете, мы позвали Вас не для того, что петь дифирамбы.
- Я прекрасно понимаю, - сказала Ефратская и выжидающе посмотрела на директора.
- Дело в том, что вашему сыну нужно учиться за рубежом, в столице, наконец, здесь нет той базы, которая ему нужна.
- Но он же ещё ребёнок! Он инвалид! Вы с ума сошли.
- Может и ребёнок, да, инвалид, но вы не имеете права лишать мир науки такого гения.
Здесь Ефратской показалось, что она это где-то уже слышала.
- Это будет страшным грехом против человечества, - говорил краснолицый директор. Мы, собравшиеся здесь, готовы умолять Вас на коленях, чтобы Вы обдумали это. Материальные средства наша коллегия готова выделить из общего бюджета. Кроме того, его проект уже подан на соискание премии Ла - Гранжа, вы понимаете, что это значит?
- Не особенно, но я обещаю подумать, - сказала Ефратская и, поднявшись со стула, покинула шокированное профессорское сборище.
Вернувшись домой, Ефратская после долгих раздумий достала из шкафа грубоватый с виду спутниковый телефон и набрала номер, не зафиксированный ни в одном реестре. После двух гудков трубку сняли. Разговор длился всего минуту. Через час уже был продан дом в тёплой южной стране и собраны вещи.
Ефратская навсегда простилась с тёплой ласковой республикой, где солёный морской бриз излечил её от психического недуга, бетонные стены канала подарили ей сына, а соль чужой равнины высушила её сердце от слёз. Чужая земля приютила её, беглянку, стала её новым домом.
Непонятно было одно, как осмелилась она вернуться в столицу. То ли ужас прошлого почти растворился в её сердце, то ли её душила грудная жаба слов, не выкрикнутых с театральных подмостков.
Через час в иллюминаторе самолёта исчезла коричневая глина, безликой тенью Босфора угас аквамарин в длинных королевских глазах, растаял синий юнайтед треснувшей равнины, заросший камышом в человеческий рост. Холодные руки её родины, были сложены в дорогу неизвестной судьбы. Костры великой тризны были зажжены в неизведанной дали.
6.
6
Щенок пришёл сам к маленькой дырке в заборе. Прохрумкав худыми лапами по зрелому снегу, он просунул между отогнутых арматурин свою мордочку, заросшую смешной бородой.
Иннокентий сказал ему:
- Подожди, я сейчас, - и ушёл на кухню.
Там он попросил повара дать ему кусочек хлеба. Щенок жадно съел пшеничную горбушку. Так и началась эта дружба. Пёс съедал всю приносимую Кешей пищу, куски хлеба, остатки каши, маленькие обрезки сыра. Тогда Иннокентий брал его за бородку и ласково трепал. Он уже понял, что не существует в мире более преданных друзей, чем собаки. Жаль, что они не умеют разговаривать и не могут за себя постоять. Особенно маленькие...
Отмыв руки от крови в садовой бочке и зачем-то сполоснув там же кирпич, Кеша, обрывая ногти в лежалой земле, разрыл ямку и положил туда мёртвого друга. С этих пор у него не было больше друзей ни среди людей, ни среди животных.
Эти двое выжили, их увезли в больницу и успели сделать операцию. Одному подростку, который получил несколько ударов кирпичом, вставили титановую пластину в голову, а другого долго потом мучили приступы эпилепсии, как наказание за жестокость.
Иннокентий был признан опасным для общества ребёнком. Ему тогда едва исполнилось 11 лет, с этого времени его жизнь была поломана. Хотя как знать, когда всё пошло наперекосяк, не тогда ли, когда он лежал в чёрном целлофановом пакете возле мусорного бака, покинутый всеми, обречённый на страшную смерть, но был найден и спасён себе на зло?
Под конец короткого северного лета, 27 августа, гулкий поезд унёс его в республику Тархастан, в «страну войн и дикого винограда», где ему предстояло провести несколько трудных и тяжёлых лет, которые оставят в его сердце неизгладимый отпечаток.
В Тархастане во всей красе ещё стояло лето, благодатная эта страна славилась тем, что зима заглядывала сюда всего на месяц, а позже уходила прочь, разрываясь уже в феврале многоголосым пением птиц над жёлтыми полями. После сурового севера Тархастан был бы для Андубина раем, если бы не его положение.