Между тем всё шло своим чередом: в порт прибывали торговые суда с грузом, на переправе «Кареон - Западный прибой» с паромов ссаживались туристы, в прошлом году ещё вполне уставшие от безумных природных феерий Фоксхоула и Грасуида, нынче же решившие посетить «город - герой».
Город - герой чадил в серенький воздух посудным заводом, сгорбатившись горой Мгер Гёзлев и широко растянувшись вдоль побережья. Он тоже жил своей жизнью и коптил пасмурное небо дымом труб и излучениями человеческой психики.
Через две недели после того, как выпал снег и сковал серой плёнкой гололедицы обочины улиц, в органах опеки при городском Муниципалитете по социальной защите граждан заседала комиссия по усыновлению в составе трёх человек, решая вопрос, который уже был решён заранее. Через формально отведённое для таких совещаний время в 60 минут, когда комиссия пила кофе, курила сизый табак, оседающий в лёгких, обсуждала футбол и ляжки секретарши шефа, когда комиссия занималась чем угодно, кроме просмотра документов, решение было принято. Председатель, Аклисандро Петчак, ещё раз прочитав с телефона сообщение, пришедшее сегодня утром на служебный ящик, вдруг сменился в лице, встал и открыл форточку, в которую влетела горсть снежинок с соседнего дерева.
- Ну что, господа, я думаю вопрос в силе, - повернулся он к заседателям, - документы в порядке, далее обследование жилища, секретарь, пригласите мадемуазель Ефратскую.
Секретарь, который был минуту назад Федькой, поднялся, и, отдёрнув синеватый мундир, вышел в коридор. Зашёл он обратно уже позади некой особы, настолько пышущей здоровьем и хорошей собой, что если бы кто узнал, что было с нею год назад, ни за что бы не поверил. Может быть, кто-то и знал, но предпочитал молчать, видя за её спиной тень ОВЛ (очень влиятельного лица).
- Садитесь, госпожа Ефратская, - выдохнул председатель комиссии, мы выпишем вам заключение об усыновлении.
Женщина, распахнув голубую норковую шубу на высокой груди, откинула назад чёрные как смоль волосы и уселась на стул с такой непередаваемой грацией, которой обладают только немногие женщины этого мира. Комиссия смущённо засмотрелась на её колени, обтянутые зелёной лайкрой, их она сдвинула вместе, ступни же, напротив, чуть расставив в стороны для устойчивости. Серая мышиная одежда членов комиссии и их невнятные лица разительно контрастировали со всем обликом вошедшей. Ей было около 20-ти лет, правильные черты смуглого лица, озарённого длинными царскими глазами, высокий лоб, чувственные губы наполнили каким-то внутренним светом пыльный кабинет. Своей внешностью она напоминала присутствующим, что когда-то жили на планете великие принцессы, приравниваемые к богиням Апсарам, из-за которых начинались войны и уничтожались целые империи.
- Госпожа, ваш вопрос решён положительно, - промямлил председатель, - следующий этап таков - наша комиссия должна выехать на обследование жилища.
Женщина просияла и пропела глубоким грудным голосом:
- Да, да, конечно, мы можем поехать прямо сейчас!
- Подождите, пожалуйста, нас в коридоре.
- Хорошо, - произнесла женщина, поднимаясь со стула.
Комиссия проследила, как качнулась тяжёлая грудь под норковой шубой и нестерпимой зеленью блеснула лайкра на коленях, когда немыслимая в этом пыльном унынии красавица скрылась в дверном проёме, повернувшись крутыми бёдрами.
Председатель комиссии в своём нерешительно-синеватом мундире посмотрел на коллег, которые, всё ещё находясь под впечатлением от увиденного, молчали. Петчак запер сейф и пошерудил мышкой на столе. Не дождавшись свечения экрана, он собрал какие-то листы со стола, и мотнул головой на дверь. Коллеги завернулись в шинели невнятного цвета, нахлобучили чёрные кудряшковые шапки на упревшие лбы и протрусили в коридор.
На улице Ульяненко женщина посадила комиссию в свой тонированный SUV - X5, и плавно тронулась в сторону улицы 23 мая, где стоял её дом. Припарковавшись возле внушительной ограды, она впустила чиновников в мышиных шинелях внутрь.
Всё в этом доме было добротно и по-хорошему твёрдо. На втором этаже теплился камин, создавая бесподобный уют. Обои в стиле ампир а ля монастырь имени кардинала Корби блестели, отражая свет, льющийся из больших деревянных окон. Служанка принесла кофе, который был мужского рода и не имел ничего общего с атомными гранулами, чернеющими из-за стекла банок с наклеенными лицами состарившихся футболистов в мутной мгле продмагов города Чарша.
Аклесандро Петчак, (а звали его именно так, потому что в паспортном столе какой-то идиот допустил такую досадную ошибку в самом важном гражданском, а равно и человеческом документе) отхлебнул божественного напитка, потом отставил тонкий мизинец, водрузил чашечку на блюдце, и, пощёлкав хандрозной шеей, сказал: