- Ну и как тебе? - хрипло спросил он, когда возле ворот, выглядывая из сочной зелени, лживо засверкала умело сработанная под тонкий общедоступный металл броня служебных автомобилей.
Ефратская улыбнулась удивлённо-утвердительно, как умеют улыбаться лишь решительные женщины.
-Ты, знаешь, а он мне нравится, - сказала она.
- Да он экстремал, у него даже хомяка Аборджи зовут, и они на пару медитируют, если бы не его странности вот эти, был бы незаменим.
- Каждый берёт своё от этой жизни, кто-то безграничную власть, кто-то прижизненные страдания.
Человек после слов «страдания» и «власть» виновато поморщился, но сделал вид, что не услышал.
- Вероятно, он очень продвинут в духовности, - продолжала Ефратская, - таким как мы это просто не дано.
- А, - отмахнулся рукой её собеседник, - фанатик...
Дальше он шёл молча, думая о чём-то своём.
- Я хочу сказать, - произнёс он наконец, - подумай ещё раз, может не надо, назад дороги не будет.
- Да не печалься ты, - сказала Ефратская, и прикоснулась рукой к щеке своего спутника.
...Зелёный шар невероятных размеров, частично покрытый коричневой чешуёй, в разломах которой кипела нестерпимая белизна, катился поверху и бросал дугообразные лучи в каменный цилиндр, на дне которого в немом изумлении, граничащим с глубинным ужасом, застыли на откидных креслах два человека, один пожилой, исполинского роста, второй годился ему в сыновья или даже мог быть внуком. Вокруг на разных расстояниях от зелёного перекатывались, перепрыгивали друг через друга разноцветные сферы поменьше.
Раздался сигнал, человек, заросший по колено сивой бородой повернулся к своему соседу, и, отчесав зелёные от света волосы в сторону, открыл рот, призывая его сделать то же самое. Потом жестом показал, что необходимо надвинуть на глаза очки. За непрозрачными стёклами яркие шары превратились в точки.
Откуда-то появился звук, звук, который не нуждался в специальных принимающих органах, для самовыражения ему было достаточно любой тверди, встающей на его пути. Молодой человек, который был впервые в этом необычном месте, хоть и не мог слышать по причине болезни, звук почувствовал.
Вибрации, зарождаясь где-то внизу живота, заставляли трепетать внутренности, они поднимались всё выше и выше, утончаясь до однотонного писка в ушах, до тонких иголочных уколов в мозгу, пока не слетали с передних верхних зубов, достигнув своего акустического предела.
Зелёная точка, оглушённая чёрным стеклом, вдруг разрослась, затопляя весь обзор, а потом рухнула в ничто, оставляя за собой воронки непредставимого цвета...
- Ничего, ничего, - говорил бородатый Гига, выводя из зала под руки молодого человека, безжизненно смотревшего перед собой, - помните, когда пионеры наши испытывали Симулятор, они нить мышления потеряли. Многие с временной афазией по домам укомплектовались. Я сам рыдал, что твой юнец, и до сих пор поражаюсь, всегда по новому, как в первый раз всё. Кстати, познакомьтесь, братцы, это Теодор, - Старик величественным жестом простёр руки в сторону ошеломлённого до состояния прострации парня.
Сидевшие за столом дежурные понимающе качали головами и участливо смотрели на Теда. Они знали, что такое этот Симулятор, - имитирующий посмертное состояние тренажёр, они помнили свои впечатления от первого посещения этой комнаты, а ещё это видео, искусственно воссозданный конец света, когда астрономический титан Алгелиаран, белый карлик, отец всего живого, главная звезда человечества, по-свойски обзываемая обогретыми им гомо сапиенсами «солнышком», стремительно обрушится в себя и вспыхнет сверхновой, уничтожая всю материю на сотни парсеков вокруг.
Для чего нужны были такие картины, для красочности ли, чтобы перетряхиваемый процедурой саундинга «пациент» не соскучился, и не посчитал галлюцинацией этот крик, сверкающей молнией души слетающий с губ, как в последний раз?
Считалось, что в посмертии «клиент» видит что-то такое, что ошеломляет его настолько, что он напрочь забывает о том, кем был ещё секунду назад, и, заинтересованный, остаётся там навсегда, и никакими ковригами его оттуда выманить не представляется возможным.
- Через сектор свистайте вновь прибывших салаг всех наверх, в четыреста восьмую, - добродушно прорычал Гига, посмотрев на наручный хронометр размером с добрый будильник, широким ремнём перехватывающий его волосатое запястье.