У писателя Валиансия Ваелора, (псевдоним) незаслуженно забытого, есть рассказ, с философским названием «Отмоем красное». В глубине веков непобедимые полководцы - атрампы, выиграв очередную битву, спускаются летним утром в долину, где громоздятся горы человеческих тел. Победители видят «красную от крови реку, поседевшие до желтизны травы, горестно заржавевшие кроны деревьев». Сама Природа в одну ночь состарилась от ужаса увиденного. Вороньё хрипло поёт бессмысленные песни на смрадном пиршестве. Из-за скалы выходит ватага детей-мародёров, и, не замечая чужих, играется и собирает «блестяшки», - ножи и короткие мечи, снимает с упавших лошадей серебряную сбрую. Оборванные и худые, дети ссорятся из-за наиболее красивых вещей, потом кружком садятся на трупы и начинают делить добычу, за которую «на рынке им дадут конфеты, или просто так отберут, главное, чтоб не били». Поражённые этим зрелищем рыцари дают обет больше не воевать. Хотя эта литература художественная, она ближе всего к истине. Примерно так и было на самом деле, майнтры перестали воевать скорее из-за величия души, нежели по причине слабости. То же самое с «геноцидом» и «бегством».
Как бы там ни было, развитые в техническом отношении майнтры из Аллатриона ушли, сбежали, испугавшись геноцида со стороны дикарей в набедренных повязках с кремниевыми топорами наперевес.
В наше время коренных майнтров почти нет, остатки некогда великого этноса споили в двадцатых годах Кэр-Ваадорцы, - сопротивляемость к алкоголю у северных народов крайне мала. Кого-то перебили в стычках, кого-то сгноили в тюрьмах и приисках, найдя для каждого по уголовной статье. Но значение их культурного вклада для человечества переоценить невозможно. Из этого народа вышли замечательные писатели, музыканты, изобретатели и учёные. Познание и Созидание - их суть, плоть и кровь. И так же как и в стародавние времена, они презирают войну. Стремление к территориальному господству, дегенеративный милитаризм и агрессия для них является индикатором духовного возраста любого государства.
И сейчас, глядя на Гигу Лауренца, то учтиво осаживающего голодных на кровавые сплетни газетчиков, то на полуслове застывающего в раздумьях, приходится лишь жалеть о том, что так мало осталось этих великих людей.
Теодор во время лекции испытывал странное состояние. Казалось, он уснул, но как-то не до конца, и свешивался из своего сна как недозаправленая рубаха. Он видел лектора, взлетающие руки студентов, как вдруг его осенило, что аудитория это корабль, плывущий по спирали вниз. Люди то исчезали, то появлялись, откуда-то раздавались тихие голоса, размытые эхом.
Вскоре он увидел, что стены корабля покраснели, и выросли над ним полукругом. Потолок исчез, и сверху стали спускаться какие-то птицы, размахивающие громадными крыльями. Тео почувствовал, что не может двигаться. Посудина набирала скорость, и лежащий на её дне человек понял, что теряет свой последний шанс. В памяти, почти разрушенной из-за панического ужаса, среди водоворота обломков впечатлений он разглядел очертания мобильного телефона. Аппарат почему-то лежал в наплечном кармане и. Одновременно он бешено крутился в центре воронки, уменьшался на глазах и скоро должен был исчезнуть, забирая навсегда всю информацию о себе. Человек невероятным усилием воли потянулся за ним, но тут телефон зазвонил сам, передавая в руку вибрацию.
Теодор резко вскинул голову, всколыхнулась соломенная чёлка. Он, моментально сбросив остатки сна, понял - никакого телефона не было, локоть его левой руки прикасался к боку девушки-соседки, а она что-то громко говорила.
Вдруг Тео испугался, что все взгляды обращены в его сторону, ему стало стыдно, «вот ничего себе, уснул». К тому же, видимо, он клал голову ей на плечо.
Но все смотрели только на девушку. Лица были удивлены, если не сказать - ошеломлены.
Тео немедленно забыл о своём неудобстве и стал заглядывать девушке в лицо, но видел только часть его, по губам слов было не разобрать.
Через пять минут слушатели зааплодировали, потом начали подниматься со своих мест и покидать зал. Тео тоже встал, и в каком-то угаре пошёл за девушкой, он собирался спросить её о том, что она говорила, хотя ещё не придумал, каким образом.