У старинного храма улица Кельды-Бассара обрывалась тупиком. Но был проулок, а в конце него два дома сходились аркой. Секунда, и Максут с Кешей исчезли за нависающим полукругом.
Оглушительный рёв двигателей гнал их всё дальше, сбитые о камни ноги болели, а лучи редких фонарей выжигали пятна на сетчатке глаз, от бешеного бега перемешивающиеся с темнотой до чёрно-жёлтого месива.
Почти внезапно дома потеряли в росте, а под ногами закончился асфальт. Начался частный сектор. Дети выскочили на узкую петляющую улочку, и, оббегая какие-то сараи и проваливаясь в лужи, неслись вперёд. Улица сначала поднималась в горку, потом круто рухнула вниз. Максут и Кеша скатились с бугра, перемазались в грязи, на разъезжающих ногах устремляясь вдаль.
-Где мы, Максут?! - задыхаясь, кричал Кеша.
-Это... Старая Силикатка... - едва поспевая за другом, хрипел Максут, - здесь особняки... богачи живут... не уйдём... надо в город...
Под лай собак преследователи ворвались в деревушку подобно танковой роте, выполняющей карательную операцию. Авангард, подпрыгивая на ухабах, тяжёлыми «кенгурятниками» сносил дряхлые постройки, попадающиеся на пути. Огромные тракторные колёса сравнивали кучи с грунтом.
Кеша увидел, что улица упирается в серое заброшенное здание, уродливо заколоченное досками на уровне первого этажа, смерил взглядом заборы, наглухо пристёгнутые к бетону, и чуть не взвыл от отчаянья. Он на бегу схватил Максута за плечо и с силой дёрнул вправо. Тот упал за штабелем досок возле довольно добротных ворот, обитых листовым железом, и непонимающе вращал белками глаз в темноте.
-Давай! На забор! - заорал Кеша, и с треском потянул впавшего в ступор товарища за воротник.
- Там собаки! - в ужасе выл тот, не замечая, что, подсаженный Иннокентием, уже очутился на заборе, а потом и на земле с другой стороны, сброшенный тычком в спину.
Из-за бугра, как металлическая рептилия, усыпанная по телу пятнами-фарами, выползала чёрная кавалькада.
Беглецы вовремя исчезли за забором, - лучи уже обшаривали серую стену и проваливались в квадраты незастеклённых окон.
Деревушка будто вымерла. Только собаки надрывались на всю округу, вплетая свой лай в шум погони.
Иннокентий, поднял глаза и увидел перед собой железную будку, из которой торчала радостная собачья голова. Какой-то фонарь вполсилы накрывал красноватым овалом света будку и штабель новых досок.
Кеша выразительно посмотрел на голову и приложил палец к губам, потом рывком поставил Максута на ноги, махнув ему рукой в сторону заднего двора.
Собака не издала ни звука, перевернулась в будке на спину, и, открыв пасть, высунула сизый язык, весело глядя на подростка. Иннокентий поднял на прощанье ладонь и скрылся во тьме.
Послушный Максут бесшумно двигался по резиновой дорожке, огибающей двухэтажный домик, сложенный из ниммулита, - пористого известкового материала, когда его догнал Иннокентий.
Из дома не доносилось ни звука, казалось, его обитатели ничего не слышали, находясь во власти сна.
Нарушители границ частной собственности обошли дом, миновали большую застеклённую оранжерею, отражающую редкие лучи, и углубились в чахлый облетающий садик, заканчивающийся палисадником. Дальше начиналось картофельное поле.
Иннокентию хотелось во весь дух броситься бегом, но он сдерживал себя невероятным усилием. Для спасения нужна была тишина. Максут казалось, совсем был в беспамятстве. Он шёл как сомнамбула, точными рывками переставляя ноги и мёртвой хваткой держась за Кешин рукав.
Беглецам везло. На востоке давно уже поднялась Иах, бледно-серая Силверия, символ меланхолии, воспетый поэтами фантом, каждый месяц вызывающий вертикальное смещение водных масс Триангулантана. Но из-за тяжёлых туч, закрывших половину неба, свет не оживлял предметы, а лишь беловатой мутью ложился на их поверхность.
Шелестя пожухлой ботвой и проваливаясь в рыхлую землю почти по щиколотку, грязные уставшие дети добрели до спасительной лесополосы. На опушке Кеша обернулся, - по затылку ходили мурашки, звериное чутьё подсказывало ему, что за ними кто-то пристально наблюдает. Шевеление штор он увидеть не успел.
Совсем обессилевший Максут мешком валился наземь. Кеша из последних сил тащил его за ворот.
Грохот моторов на улице стих и превратился в равномерный рокот, - автомобили подъехали к заброшенному зданию, водители переключились на нейтральные передачи. Под хлопанье дверей улицу заполнили люди, по-хозяйски осматривающие окрестности. Один из них, по-видимому, главный, - высокого роста, но крепко сбитый, как зверь принюхивался и шевелил ушами, задрав вверх голову. В свете фар серебрилась львиная грива.