На следующий день в Санкт-Аллен прилетела Ефратская и примчалась в палату к Теду.
Всю ночь она плакала над кроватью сына, жалея не то его, не то так быстро уходящую жизнь. Напевая ему колыбельную «Коровятки спят», слушая, как он мычит и по-младенчески тянет к ней свои длинные руки, она вспоминала его маленьким, его первые неуверенные шаги, его недетский взгляд, вспоминала городок Чарша, тёплую глину Республики Кареон, и ещё больше рыдала. 17 лет! Как летит время!
Почти четыре месяца потребовалось реабилитантам чтобы вспомнить всё и вернуться в прежнее состояние. Их заново учили пользоваться мышцами, ходить, говорить и всему тому, чему учат самых обычных детей. Но, к счастью ничто не было потеряно, грандиозное открытие не ушло за ширму бессознательного. Напротив, самое плохое и неправильное подверглось уничтожению, исчезли последние сомнения. Разум ученых, словно конструктор разобрала на части неведомая сила, чтобы можно было промыть сажу невежества в труднодоступных местах.
В результате аномальной амнезии, в голове Теодора что-то сдвинулось. Ему открылись такие вещи, о которых бы он ни на мгновение не задумался в обычном состоянии. Он понял, что то, чем он занимался раньше - было не более чем осторожным прощупыванием почвы. Теперь он вознамерился копать. Он отлично осознавал, что ослабленные войной восточные государства не в состоянии выделить требуемые средства, и поэтому обратился к правительству пригласившего его на конгресс государства. Его речь, обращённая к президенту и министру науки, вызвала фурор. Марта, вслух считывающая с экрана компьютера слова Тео, бледнела на глазах. Спустя пять минут после шквала аплодисментов, санкция на исследования была получена. Частные фирмы наперебой предлагали свои инвестиции. Им тоже было страшна война. В словах Теодора они увидели спасение. Их прагматичные умы узрели в проектах 17 - летнего учёного-гения базу для создания страшного оружия, которое станет гарантом их будущей безопасности. Они не учли одного, что Теодор не желал из новой энергии создавать оружие. В его душе жил всепоглощающий мир.
В том же году самой передовой страной в области космостроения на орбиту была запущена лаборатория для изучения антиматерии. При помощи неё было сделано потрясающее открытие, что материя, из которой сделаны звёзды и планеты, составляет всего лишь одну сотую долю от всего космического вещества. Остальное отводилось некой доселе неизученной субстанции, которую газетчики назвали чёрной дырой.
Теодору Ефратскому, учёному и исследователю, был брошен вызов, который был принят им.
Летом того же года Марта и Теодор, вернувшись домой и полностью восстановившись от результатов неудачного эксперимента, принялись каждый за своё.
Марта начала работу над проектом собственной симфонии, мотивы которой ей напел Тед. Она вдруг с головой бросилась, в изучение акустики и исследование звуковых волн. Её мечта начала сбываться. Она посещала различные концертные залы страны и при помощи современной аппаратуры измеряла пространство. Она видела себя продолжательницей идей великих композиторов, которые хотели написать такую музыку, что делала бы людей добрее и духовно чище. Традиционный состав оркестра ей не подходил. Ей было нужно что-то большее. Используя опыт Адольфа Тромбуса, изобретателя тромбона, она разработала некие трубы, которые передвигались на лафетах, эти трубы, из-за своего громадного объёма могли издавать низкий звук частотой не менее шести герц, и должны были по наивному мнению Марты изменить мир. Везде в её квартире валялись чертежи и макеты ужасных изогнутых труб. На сбережения, доставшиеся ей в наследство от погибшего в автокатастрофе отца, Марта в своей квартире по улице Врубеля в пригороде столицы Бесово построила некое подобие такой трубы. Когда она играла на ней, соседи стучали в стену и просили выключить перфоратор.
В анналах науки акустика есть история о первом массовом опыте в области низких частот. Некий учёный, имеющий музыкальное образование, имя которого умалчивается, охваченный идеей влияния на людей, создал инфра-и ультра -инструменты. Самая маленькая флейта умещалась в коробочке из - под ювелирных изделий, а самый большой геликон привезли на четырёх телегах. Он представлял собой медный тоннель, громоздившийся на сцене наподобие спирали, и заканчивающийся раструбом диаметром в пять метров. По всему городу развесили объявления о «Великой симфонии добра и света». Зал был набит битком. Когда полились мелодии, издаваемые доселе неизвестными инструментами, зал ожил. Слушатели плакали и смеялись, их тела дрожали, люди не могли усидеть в своих креслах. Трубы сотрясали пол под ногами, и в сердца слушателей проник архаический страх. Так древние пращуры человеческого рода приходили в ужас от природных катаклизмов, землетрясений и цунами, этот страх был заложен генетически. Цветомузыка ритмично бросала в глаза слушателей точно вымеренные световые волны, поражая сетчатку глаз. Началась паника. В невероятной давке, обезумевшая толпа смела со сцены громадные трубы, выбила стёкла люменографов и раздавила весь декоративный антураж. К счастью, никто не пострадал. Кто-то из администраторов зала сообразил открыть двери. Дверей было четыре по углам зала, и они открывались автоматически одним нажатием рычага из рубки управления. Из четырёх дверей, как под давлением выбежали дезориентированные в пространстве люди. Спектакль потерпел сокрушительное фиаско. Разум, неподготовленный к таким представлениям, не был в стоянии вместить частоты столь разнообразного диапазона.