В то время, когда Марта экспериментировала с акустикой, Теодор всё дальше погружался в антимир, с которым он так неудачно познакомился во время своей учёбы в университете. Теодор мысленно проникал в такие глубины, какие не были доступны ни одному изобретателю современного мира науки. А для него это было родной стихией.
Госпожа Ефратская, его мать, казалось, совсем успокоилась, и, видя его любовь к Марте, почти благословила их отношения. С Мартой они стали почти как подруги и часто делились тем, чем с посторонними не делятся. Их жизнь ей нравилась.
Единственное что её беспокоило в эти дни, это тесное общение её сына со стариком-профессором. Несколько раз она присутствовала на этих встречах, ездила вместе с сыном в избушку, которая так поразила её при первом посещении аскета-профессора, но эти двое, исполин-Гига и её сын, всё чаще сидели на стуле и просто молчали.
Она стала пугаться этого гиганта и перестала доверять ему после одного случая, который выбил её из колеи.
В один из дней профессор попросил Теда привезти к нему Марту. Молодые люди отсутствовали около часа, когда вернулись, Ефратскую поразил облик Марты. Всегда невзрачная, не любившая внешний лоск, Марта невероятно преобразилась. Широкая улыбка ослепительно заблестела на её лице. Губы налились чувственным пурпуром, в бездонной голубизне глаз отражался прекрасный мир. Даже её волосы, всегда висевшие безжизненными льняными пучками, поднялись, как примята трава навстречу свету, просветлели, словно впитав в себя июньские лучи Алгелиарана. Теодор тоже сиял.
Когда он ушёл в свою мини-лабораторию, Ефратская завела Марту в комнату и спросила её, когда девушка успела сходить в салон красоты, и о чём она говорила с профессором.
- Он сказал, что не ошибся во мне, - ответила Марта, добродушно улыбаясь. А в салоне я не была.
Недоумевающая Ефратская уселась на диван.
В этот момент в комнату постучался Тед. Он просунул голову в проём и выразительно посмотрел на Марту.
- Мне необходимо сообщить вам одну вещь, госпожа, мы с Тео уезжаем на всю осень в Уттракеч, нам необходимо отдохнуть.
- Что вы забыли в этой дикой стране, там же аборигены до сих пор животных едят?
-Ну, мы хотим отдохнуть на лоне дикой природы, там экстремальные условия и так далее...
-Как же вы там будете жить, возьмите с собой прислугу, охрану, мало ли чего, надо будет устраиваться, строить временное жилище.
-Да ничего не нужно, мы всё продумали, - сказала девушка и посмотрела на Теда.
-Это он вам... сказал? - спросила она.
-Кто? - не поняла Марта.
- Ну этот, профессор...
-Да нет, мы... Как бы вам сказать...
-Всё ясно, он из ума выжил, - раздражённо заговорила Ефратская, - ты не забыла ли случайно, как он увёз Тео к каким-то крестьянам и заставил в кузнице меч себе выковывать, потом мы ему руки и лицо две недели от ожогов лечили? А может быть, помнишь, как он его в озере почти сутки держал, что у Феди кожа вся распухла и побелела, ты считаешь, он в своём уме?!
Тед с грохотом захлопнул дверь в комнату, зазвенели рифлёные стёкла, неплотно прижатые багетами.
Тогда впервые Ефратская почувствовала себя очень неспокойно.
Позже, когда её дети уезжали поездом на юг, и потом, когда они жили в шалаше, как первобытные дикари на берегу великой реки Пармарт, она три месяца не могла найти себе места и сновала по пустой квартире из угла в угол. Ей казалось, что Теодора и Марту съели аборигены, что они умерли от голода, а их трупы растерзали дикие звери, она не могла ни работать, ни есть, ни пить. Три месяца показались ей вечностью.