Выбрать главу

 И он,  блатной сюзерен, криминальный  князь,  распустил  всех своих  вассалов и цыган,  наделив их щедрыми дарами. Он  стал жить с санитаркой. Её звали Инна.  В эту ночь она, пять лет не знавшая любви,  кричала так, что два раза приходили её соседи, чтобы посмотреть,  всё ли у неё  в порядке.  Им казалось, что её убивают.  Инна открывала дверь и не могла понять,  кто эти люди и зачем они пришли, и  в пьяном любовном бреду вновь падала на кровать. В трезвые  минуты озарения она гладила татуировки Кеши и думала, смотря в потолок.

Однажды она, не в силах нести эту ответственность (умеет же оболванивающая система образования привить чувство вины),  пошла в местное отделение полиции и про всё рассказала.

К многоквартирному дому,  где жила санитарка Инна  съехался весь наличествующий ресурс органов внутренней власти в виде четырёх «тазиков» и одного ППВ. Начальник отделения майор Дерент, добрый дядька с усами,  поднеся ржавую трубу мегафона ко рту, добрым голосом  закричал:

- Сдавайся  Андубин, ты окружён.

Он, как никто иной,  помнил мальчика Кешу, которого приводили к нему так много раз, когда он ещё был инспектором по соцзащите несовершеннолетних.

Но Андубин бы уже не тот,   и так просто его было не взять. Он засел в подъезде  дома и стрелял в окно  из пистолета вниз по уазикам, стараясь не попасть в полицейского.

Наконец у него кончились патроны и его повязали,  блокировав выходы. 

Когда его выводили из подъезда под заломленные  руки, он увидел Инну, стоящую возле автомобиля и  посмотрел на неё  таким взглядом, в котором бы растаял не только северный город,  но и вообще весь полюс. Ещё ни одна «жучка так его не кидала».

Кешу  затолкали в ППВ и увезли в отделение. Там  продержали  один день в изоляторе временного содержания и   отправили в районный отдел, где    отобрав поддельный паспорт,  посадили в СИзо города Актюрск.

После трёх дней на сборке, по завершению   карантина, его   подняли в камеру 123. Там сидели взрослые и один малолетка, ожидающий суда.

Люди там были все озабочены  своими сроками и мыслями про то,  отпустят   их или нет, и все нормальные человеческие желания в виде поесть или поспать у них были отключены  или находились в латентном состоянии.

- Здорова, господа порядочные арестанты, если есть таковые,  - сказал Кеха, переступив порог,  едва за ними грохнула железная дверь - тормоз.

- И тебе не хворать, - ответили  откуда-то из угла,  - кто таков, откуда?

- С «Севера». Шакалом дразнят, Кехой звать, - ответил он, садясь на свободную кровать.

- Дай сигарету, - сказал кто-то.

- Располагаю, -   ответил Иннокентий  и вынул сигареты из кармана.

К нему подошёл благообразного вида мужчина с седыми волосами и,  взяв сигарету, присел  на его  кровать,  смотря холодными глубокими глазами куда-то ему на лоб.

- Ты,  я вижу,  лихой брат, - сказал мужчина, глубоко  затягиваясь, - по чёрному ходу двигаешь,  поостерегся  бы ты о себе  объявлять, будь попроще, целее будешь, теперь не 60 -е. Мусора сломают, как пить дать. В лагере был?

- Нет, короедку топтал.

- Оно и видно, за что взяли?

- За волыны и лабазы в чуркестане, от зелёного прокурора только, мусорылые от лыж отстегнули.  Короче по полной. Мотористки с КуКиШ`а пятак шьют.

- Сам откуда?

- А что ты,  с какой целью интересуешься  вообще?

- Да мне   тебя,  дурака,  жаль, под блатного хиляешь, на малолетку свезут тебя, там краснота рулит, ходом  уронят, шваброй из тебя блоть выбьют, задумайся пока  не поздно, - сказал мужчина и отошёл.

Вскоре Иннокентия перевели в другую камеру, там было  наоборот - пятеро малолеток и один со взрослого, приставленный их воспитывать, но было  похоже,  что это  они его воспитывали.

Только закрылась  дверь за Иннокентием, мертвецки  хлопнув железом,  как крышка гроба, четыре бритых головы поднялись от кроватей.

- Здорово всем, - помня наказ седого из камеры 123,   сказал Кеша.

- Сам здоров! - нестройным хором  ответили ему головы, - проходи, присаживайся, что откуда будешь, кто такой?

- Я из Эолинора буду, Иннокентий звать.

- Что давно здесь? - спросила  самая большая  голова  в струпьях, скаля жёлтые зубы. Три остальные легли на подушки.

- Третий день, до этого в стодвадцать третьей  сидел.

- Да ты что, да ну! - все три  головы,  было улёгшиеся,  снова поднялись  от матрасов.

- Там же Седой сидит, он вор!

- Законник, ё!

- Ты видел его?

- А так это он был что ли? Ну, видел.

- Ты разговаривал с ним?

- Да, он сигарету спросил.

- Да ты лечишь, у вора и сигарет нету, ты гоняешь,  у него там  наркотики  даже, а ты  говоришь сигарету!