Когда к полудню 2 августа пехотинцы 27-й дивизии заняли позиции у городка Красного близь Смоленска, на них неожиданно обрушился удар всей конницы Мюрата. Натиск был ошеломляющим. Но взять на испуг обороняющихся не удалось. Хотя, как известно, дивизия почти сплошь состояла, из новобранцев. Атаки кавалеристов разбивались о штыки построенных в каре пехотинцев.
Мюрат неистовствовал. Но жалея людей, он отдавал приказания о наступлении. Сорок (!) атак в течение дня все-таки не принесли ему успеха. Единственно, чего добился французский маршал, — это заставил дивизию Неверовского, понесшую тяжелейший урон, медленно отходить к Смоленску.
Организованный отход русских подразделений, выполнивших свою задачу и сдержавших первый натиск основных сил Наполеона, осуществлялся не спеша. Неверовский знал, что подкрепления сзади попросту нет…
И вот тут случилось то, что при иных обстоятельствах можно было бы назвать чудом.
Корпус Раевского уже покинул город. Покинул последним. В его задачу входило спешить вслед за армией.
Выстрелы с другой стороны Днепра недвусмысленно дали понять Раевскому, что там завязался жаркий бой и что Неверовскому приходится крайне трудно. В этот момент как раз к нему прибыл адъютант, посланный Неверовским к Багратиону для того, чтобы доложить о столкновении дивизии с конницей Мюрата.
Адъютант направился дальше, в ставку Багратиона, и по прошествии короткого времени вернулся. В руках он держал пакет, адресованный Раевскому.
Багратион приказывал спешно развернуть арьергард, ушедший от Смоленска уже более чем на 10 верст, и идти на помощь Неверовскому.
Задача была поставлена не очень определенно. И по сей день тому, кто изучал историю Смоленского сражения, не ясно — чего, собственно, хотел Багратион, отправляя корпус Раевского в самое пекло. Не ясно было это и генералу.
В самом деле, нужно ли просто удержать наступление противника на некоторое время с целью ожидания подкрепления, или переправляться через Днепр, оборонять Смоленск? Где соединиться с Неверовским — на каком берегу Днепра? Что делать после?
На войне не может быть неопределенностей. Раевский тотчас же отправил к Багратиону запрос об уточнении его задачи.
Никакого ответа он не получил.
Никакого ответа…
Именно в этот момент и проявились наиболее выдающиеся черты личности генерала. Именно с этого часа он начал переживать важнейшее сражение в своей жизни. Ведь на его плечи ложилась вся ответственность в принятии решений. Ответственность, которую на него даже никто не возлагал.
А какова была мера этой ответственности?
Смоленск был ключом к Москве.
Обороняющиеся малочисленные подразделения под командованием Раевского были ключом к Смоленску…
Уже потом, ночью следующего дня, он осознает всю полноту этой ответственности. О переживаниях его не знал тогда никто. А он скажет о сем позднее, в своих записках: «В ожидании дела я хотел несколько уснуть; но искренне признаюсь, что, несмотря на всю прошедшую ночь, проведенную мною на коне, я не мог сомкнуть глаз — столько озабочивала меня важность моего поста, от сохранения коего столь много, или лучше сказать, вся война зависела» (подчеркнуто мной. — К. К.).
Н. Н. Раевский — и это видно по всем его последующим действиям — принял единственно правильное решение, причем сразу же и с первого же мгновения следовал по пути его осуществления. Поддержка Неверовского — это полдела. Важнее всего — удержать Смоленск!
Раевский принял решение оборонять Смоленск самостоятельно и тем самым обеспечил успех организации этой обороны. Способность мгновенно ориентироваться в обстановке, дар импровизации в тяжелых военных условиях, бесстрашие в принятии решений и убежденность в своей правоте сослужат ему добрую службу и в последующие дни.
Но важнее всего было убедить в правильности решения и подчиненных. Развернув корпус в обратном направлении, Раевский предпринял ночное форсирование Днепра, оставив на берегу лишь артиллерию. В буквальном смысле слова не слезая с коня, он объезжает всех офицеров лично и объясняет им сложность предстоящих событий.
«Ночью, на бегу, — писал о Раевском его будущий родственник, полковник М. Ф. Орлов, — внушая каждому из подчиненных предугаданную им важность поручения, он достигает берегов Днепра. Переправа через реку, взятая на личную его ответственность, занятие на рассвете Смоленска и обширных его предместий против неприятеля, в десять раз его сильнейшего, доказывает, что он решился здесь умереть или оградить наши сообщения».