Я вздрогнул от того, что имел уже возможность изменить этот мир очень сильно. Но, я не использовал ее. Я же мог бы убить Наполеона, будь у меня побольше сил! Впрочем, в том состоянии, в каком я находился, получив пулю в голову, надо радоваться уже тому, что не умер сам. Что касается убийства Бонапарта, то еще неизвестно, что может случиться после этого. Разумеется, если он умрет, то сразу вздохнет с облегчением Великобритания, а вот вся Европа может, наоборот, погрузиться в хаос и быть перекроена совершенно непредсказуемым образом!
Вполне возможно, что недавние союзники перегрызутся между собой за наполеоновское наследство, развязав новую череду войн! И неизвестно, какую выгоду тогда получит Россия, и получит ли? Нет, кровавый хаос не нужен. Историю следует менять с умом, стараясь просчитывать каждый шаг. Надо действовать постепенно, и не убийством исторических фигур, а развивая свою страну, чтобы она получила серьезные технологические преимущества над другими странами. Проект развития, устремленный в будущее: вот что нужно России!
Вот только сначала самого себя растормошить надо, чтобы развить свои собственные мышцы хотя бы от состояния практически инвалидного до нормального! Задачка, правда, совсем не простая для такого дистрофика, которым я тут сделался, пока в коме валялся. Но, ничего. Все преобразования необходимо начинать с себя. А для этого надо не быть размазней, а собрать силу воли в кулак. Потому я приказал денщику:
— А ну-ка, Степан, помоги мне одеться!
И рядовой тут же начал выполнять команду, помогая мне натянуть на себя холщовые штаны и рубашку. Крестьянская одежда оказалась сильно велика, что при моей нынешней дистрофичной фигуре было неудивительно. Штаны, чтобы не падали, Степан подпоясал мне куском обыкновенной веревки. Одеваясь с помощью денщика, я кое-как поднял руки, осторожно ощупав через повязку свою раненую голову. Между левым виском и левым ухом под пальцами ощущался грубый шрам там, где находилось входное пулевое отверстие, а кожа на него была натянута хирургом со скулы, что само по себе создавало неприятное ощущение постоянного напряжения с левой стороны лица. Но то, что влаги я в этом месте на повязке не ощутил, уже радовало. Похоже, что эта моя рана затянулась полностью. Чего не сказать было про выходное отверстие на затылке справа под самым основанием черепа, где явно до сих пор собиралась на повязке сукровица. Да и боль чувствовалась в том месте сильнее. Тем не менее, я распорядился:
— А теперь помоги мне подняться на ноги!
И осторожно, придерживаемый денщиком, я сумел встать с постели. Голова закружилась, конечно, от слабости, но не так сильно, чтобы это состояние нельзя было перетерпеть. И я перетерпел, постояв с минуту на месте, а потом сделал первый самостоятельный шаг после ранения, с радостью обнаружив, что ноги меня все-таки не только держат, но и слушаются. Сказал Коротаеву:
— Принеси-ка мне зеркало. Хочу взглянуть на себя.
Пока Степан ходил к мельнику, чтобы выпросить у жадного старика зеркало, я пытался передвигаться самостоятельно, придерживаясь за спинку стула и делая маленькие шаги вокруг него. И я преуспел в этом, довольно быстро поняв, что мой опорно-двигательный аппарат все-таки сохранился в относительном порядке, за исключением того, что мышцы ослабли во время болезни. Но, главное, что тело меня слушалось! Следовательно, можно будет продумать комплекс упражнений для скорейшей реабилитации.
Глава 7
Когда я встал, голова закружилась так, что вся комната поплыла перед глазами куда-то влево. Но, исхудавшие ноги моего нового княжеского тела все-таки выдержали вес плоти, хотя сначала и задрожали в коленях. Конечно, здорово помогло, что Степан в этот момент поддерживал меня. Усилием воли уняв дрожь, я сделал первый робкий шаг в свою новую жизнь, которую мне предстояло прожить в этом времени. Пусть я еще совсем недавно и считал эту реальность, окружающую меня теперь, далекой историей, но, раз угораздило попасть в такую фантастическую передрягу с перемещением между временами и телами, значит, придется превозмогать свою немощь и бороться с обстоятельствами.
Чувства бродили во мне двоякие. С одной стороны, мне было страшно навсегда распрощаться с прошлой привычной жизнью человека из двадцать первого века. Но, с другой стороны, проснулся у меня интерес к этой эпохе, в которой я очутился, смешанный с пониманием того, что здесь, обретя новый статус, я смогу принести больше пользы, послужив Отечеству. Будучи сыном военного в третьем поколении, я еще с детства среди школоты прослыл чудаком, поскольку определял целью своей жизни не накопление и потребление, а именно служение родной стране. Если я и играл в компьютерные игры, то всегда про войну и за наших, а всякую фантазийную чепуху не любил.