Другой возразил:
— Так наши тут чуть ли не всю русскую армию в плен взяли. Потому, я думаю, что императору уже вряд ли эти пленные очень интересны. Их же не только лечить, но и кормить чем-то придется! Вот уж у монарха нашего забот прибавилось!
Из этого разговора я сделал вывод, что дела русской армии как-то слишком уж плохи для реконструкции какого-нибудь исторического сражения. Да и несло тут, в этом их госпитале, совсем по-настоящему. Похоже, что кто-то рядом сходил под себя. А еще и свежей кровищей пахло тоже, и этот запах спутать нельзя ни с чем. Да и какой-то мужик чуть подальше орал во всю глотку:
— А-а-а! Моя нога! Зачем вы мне ее отпилили, изверги?
Между тем, французские лекари продолжали общаться между собой:
— Русских, конечно, в плен взяли очень много, но такие, как у нас здесь, все-таки редкость. Например, вот этот, раненый в руку, командовал гвардией русского императора! А вот тот, с повязкой на голове, знаменосец самого Кутузова! Наши видели, как он возглавлял атаку, чтобы отбить батарею и храбро бежал впереди всех со знаменем в руках, пока пуля ему в голову не угодила.
— Хм, а кто же этого знаменосца так неумело перебинтовал? Жак наш криворукий, что ли? — спросил собеседник.
И в этот момент чьи-то пальцы дотронулись до меня, убрав белую ткань повязки с глаз. После чего я смог окинуть взглядом место, где находился, поскольку глаза мои вновь обрели способность скашивать взгляд до бокового зрения, хотя все остальное в моем теле по-прежнему не желало слушаться, а любая попытка пошевелиться отдавалась в голове жуткой болью. Оказалось, что весь госпиталь находился под открытым небом, а солнце уже совсем садилось, превратив свои золотистые лучи в красноватые. Повсюду прямо на земле лежали раненые. Рядом со мной стояли два усатых мужика в длинных кожаных фартуках, забрызганных кровью. Эти двое между собой и разговаривали. А один из них поправил мою повязку.
Чуть поодаль стоял видный рослый мужчина в архаичной белой военной форме. И память внезапно подсказала, что это же кавалергардский мундир: характерный колет из белого сукна с воротничком-стойкой, с обшлагами, с обкладками фалд и с красной отделкой пройм, сочетающийся с узкими лосинами из беленой кожи, заправленными в высокие черные сапоги с раструбами сверху, называемые ботфортами. Края воротника и края обшлагов были украшены узкими серебряными галунами, обозначающими звание. Такой же галун, нашитый вдоль погона на левом плече, являлся отличием должности. Все указывало на то, что мужчина имел звание полковника и должность командира эскадрона.
«Черт, откуда же я все это знаю, если никогда не интересовался этой их долбанной реконструкцией?» — пронзила мысль. И тут этот мужчина неожиданно улыбнулся и сказал мне по-русски:
— Слава Господу, вы пришли в себя, князь Андрей!
То, что я Андрей, так это понятно. Меня, действительно, так назвали родители. А вот то, что князь, сильно удивило. Хотя, если меня притащили сюда участвовать в этой их идиотской реконструкции, то ничего нет удивительного, что и князем назначили. Только нафига им здесь настоящие раненые? Для полноты антуража, что ли? Я хотел спросить об этом мужика в костюме полковника кавалергардов, но опять лишь нечленораздельно прохрипел. А он проговорил, по-прежнему улыбаясь мне:
— Отдыхайте, князь, набирайтесь сил. В плену все равно делать нечего. Врач сказал мне, что с вами все будет в порядке. Только полный покой нужен на пару недель.
И тут я, скосив глаза еще больше, разглядел, что в десятке метров за спиной кавалергарда двое других лекарей, забрызганных кровью и похожих на мясников, возятся с человеком, у которого только что отпилили ногу. И эта его нога валялась рядом с деревянным столом, на котором он лежал. А они старались сшить культю из ошметков мяса. И меня пронзила мысль, что просто не может быть настолько реалистичной реконструкции исторических событий! А что если, на самом деле, я каким-то чудом перенесся во времени назад после попадания вражеской ракеты?
Полковник кавалергардов тоже был ранен. Правый рукав его формы почти полностью отрезали, а перевязанная до локтя правая рука в окровавленных бинтах лежала в перевязи, надетой на шею. Должно быть, она сильно болела. И, тем не менее, человек в мундире полковника превозмогал боль и улыбался мне. Что все-таки вселяло в меня сомнения в реальности происходящего. А вдруг все это какие-то спецэффекты? Возможно, что здесь не просто исторические реконструкторы собрались, а фильм про старые времена с размахом снимают?