Я догадывался о причине энтузиазма своего денщика, потому что Маришка сразу вызвалась принести охраннику постель, еду и все необходимое, включая ружье, порох и пули. А баронесса не стала возражать. Учитывая то, как смотрели друг на друга служанка и денщик, похоже, у них имелись планы на эту ночь относительно секса. И потому я согласился с доводами Степана. Тем более, что прямо сейчас мне совершенно не хотелось ни заниматься следственными действиями, ни допрашивать мятежников и пленного французского офицера. Я чувствовал себя настолько вымотанным, что желал лишь поскорее лечь спать. Оставив Коротаева охранять тюрьму, я отправил семеновцев обратно на пост у входа в башню.
Сделав все необходимые распоряжения, мы с баронессой возвращались по подземному ходу. Она повела меня каким-то другим путем, а не тем, которым мы пришли к темнице. Иржина шла впереди, показывая путь, а я тащился сзади и, глядя на ее силуэт, почему-то думал о том, какой формы у нее ноги, скрытые под объемной юбкой, которую женщина все время придерживала одной рукой, держа факел в другой. Этот путь оказался длиннее. И факел уже догорал, чадя и давая мало света. Потому я не удивился, когда возле старинного подземного колодца она неожиданно поскользнулась на скользких от влаги камнях и упала, а факел, который она держала, отлетел в сторону, погаснув. Отчего мы сразу же очутились в кромешной тьме.
Конечно, первым моим порывом было попытаться помочь женщине. Стараясь найти ее в темноте, я присел и дотронулся до баронессы. А она, ощутив на себе мои руки, сказала очень откровенно, причем по-русски, хотя и с акцентом:
— Боже мой, князь, знали бы вы, как я соскучилась по крепким мужским рукам!
И тут в полной темноте, нащупав мою шею, вдова обвила ее руками, притянув меня к себе и поцеловав в губы. А дальше уже понеслось. Взяв меня за руку, она потянула мои пальцы к себе под юбку, задрав ее. И тут выяснилось, что нижнее белье под платьем у Иржины отсутствует. Так у нас с ней неожиданно случилась близость. Я взял ее прямо на древних камнях подземного хода, даже не видя в темноте, какая же все-таки форма у ее ног. Но, судя по ощущениям, которые давали мне руки, кривыми они не были, хотя депиляцию интимной зоны их обладательница, судя по всему, никогда не делала.
При падении женщина никак не пострадала, и потому я не исключал, что ее падение являлось всего лишь притворством ради того, чтобы поскорее завлечь меня в ласковую ловушку своих объятий. В которую я, надо сказать, все-таки попался. А княжеские воспоминания тут же навязчиво подсказали мне, что я только что совершил адюльтер, изменив законной жене. Впрочем, я ту Лизу себе в жены не выбирал. Это тот прежний князь женился на ней, а не я. Хотя теперь Лиза и числилась формально моей женой, поскольку я, провалившись сюда сквозь время, сделался этим самым князем, но никаких угрызений совести по отношению к Лизе от своей измены ей с Иржиной я не испытывал. Полностью удовлетворенные друг другом, мы с баронессой молча лежали в обнимку в темноте, а вокруг стояла тишина старинного подземелья, нарушаемая лишь нашим дыханием и отдаленными звуками песен пьяных мародеров, добравшихся до выпивки. И тут мне пришла в голову одна мысль, которую я сразу же высказал вдове, прижавшейся к моей груди:
— Кажется, сейчас самый удобный момент, чтобы прекратить безобразия. Как ты думаешь, дорогая, не стоит ли нам позвать семеновцев, чтобы перетаскать всю эту пьяную орду мародеров в темницу? Камер там хватит на всех.
Иржина ответила томно и чисто по-женски:
— Мне так хорошо с тобой и так приятно слышать, что ты назвал меня «дорогая»! Делай то, что считаешь нужным. С этого момента я принадлежу тебе, как и весь мой замок…
Ночка выдалась веселенькой. Дождавшись, когда дезертиры и разбойники, выдававшие себя за партизан, крепко заснут, будучи мертвецки пьяными, мы с семеновцами перетащили их по одному в камеры темницы, а слуги баронессы помогали нам в этом деле. К моему удивлению, Дорохов, который тоже изрядно хлебнул винища, никак этому не препятствовал. Он был изранен несколькими сабельными порезами, перебинтован, выглядел поникшим и усталым, словно бы внутри него кончился завод той пружины, которая до этого давала ему энергию идти напролом. И я сделал вывод, что и ему, видимо, уже весьма надоели подобные союзники, от которых после взятия замка никакого толку не предвиделось, кроме дальнейшего расшатывания воинской дисциплины среди семеновцев. Да и совесть, похоже, у поручика осталась.
Во всяком случае, по поводу моего решения арестовать моравских партизан, Дорохов сказал мне: