— Убийство — мой конёк, ты же знаешь.
— Ты убил больше народа, чем Скарлинг.
— И, если б мог, не вылезал из доспехов даже в постели.
— Лишь моя мягкая, нежная кожа останавливает тебя.
— Но из срубленных голов обычно брызжет. — Он вывернулся к ней, лицом к лицу, и слегка надавил пальцем на её грудь. — Я предпочитаю стремительный выпад прямо в сердце.
— Именно так ты и пронзил моё. Ужели ты не мечник?
Он взвизгнул, ощутив её руку у себя между ног и давясь от смеха, отодвинулся по стене. Поднял руки, отгораживаясь.
— Ладно, ладно, признаюсь! Я скорее хорош в любви, не в бою!
— Наконец-то, правда. Только взгляни, что ты со мной сделал. — Кладя его руку себе на живот, она скривила губы. Они изогнулись улыбкой, как только он придвинулся, ведя своей рукой по её, вплетая свои пальцы в её, постукивая по вздувшемуся животу.
— Это мальчик, — шепнула она, — я чувствую. Наследник Севера. Ты станешь королём, а затем…
— Шшшш. — И он поцелуем прервал движение её губ. Нет способа дознаться, когда их подслушивают, и вообще. — У меня есть старший брат. Не помнишь?
— Дуболом, а не старший брат.
Кальдер поморщился, но не стал отрицать. Со вздохом взглянул на её необычайный, замечательный, пугающий живот.
— Отец всегда твердил — нет ничего важнее семьи. — Кроме власти. — К тому же, какой смысл спорить о том, чего у нас нет. Чёрный Доу — вот кто надел отцовскую цепь. Чёрный Доу — вот кто для нас опасен.
— Чёрный Доу никто, просто одноухий разбойник.
— Разбойник, у которого под сапогом весь Север и самые могучие боевые вожди подчиняются его повелениям.
— Могучие боевые вожди. — Она рассмеялась ему в лицо. — Карлики с большими именами.
— Бродда Стодорог.
— Старый протухший слизень? От одной мысли о нём меня может вырвать.
— Кайрм Железноглав.
— Рассказывали, у него такой крохотный членик. Вот почему он всё время не в духе.
— Глама Золотой.
— Ещё меньше. Как детский мизинчик. А у тебя есть союзники.
— Есть?
— Сам знаешь, есть. Ты нравишься отцу.
Кальдер наморщил лоб.
— Твой отец не ненавидит меня, но сомневаюсь, что он подпрыгнет резать верёвку, коли меня повесят.
— Он человек чести.
— Разумеется. — Коль Долгорукий, прямой как стрела, настоящий мужик старой закалки, известно каждому. Если только от этого есть прок. — Но ведь нас сговорили с тобой, когда я был сыном короля Севера, и весь мир был иным. Он брал в зятья принца, а не просто всем известного труса.
Она хлопнула его по щеке, вполне крепко, чтобы послышался звук лёгкой пощёчины.
— Красивого труса.
— Красавцев на Севере любят ещё меньше трусов. Не думаю, что твоему отцу по душе, как повернулась ко мне удача.
— Да и хер с твоей удачей. — Она сграбастала его рубашку и подтащила к себе. Она гораздо сильнее, чем казалась на вид. — Я ни капельки не стала бы ничего менять.
— Как и я. Я просто говорю, что твой отец может и стал бы.
— А я говорю — ты не прав. — Она схватила его руку в свою и снова прижала к выпяченному животу. — Ты тоже из нашей семьи.
— Семья. — Он не стал лезть со словами о том, что семья может обернуться не только силой, но и слабостью. — Итак, с нами твой благородный отец и мой дуболомистый брат. Север наш.
— Будет. Я это знаю. — Она медленно качнулась назад, уводя его от окна к кровати. — Доу может и прирождённый боец, но ведь бой не длится вечно. Ты лучше, чем он.
— Мало кто с тобой согласится. — Но слушать такое приятно, особенно прошептанное на ушко этим мягким, низким, настойчивым голосом.
— Ты умнее его. — Её щека обтёрлась о его скулу. — Намного умнее. — Её нос ткнулся в его подбородок. — Самый умный на всём Севере. — О, мёртвые, как же он любил лесть.
— Дальше.
— Ты уж точно симпатичнее его, — сдавив его руку и ведя её по животу вниз. — Самый пригожий на всём Севере.
Он лизнул её губы кончиком языка.
— Если бы правили самые красивые, ты уже была бы королевой Севера…
Её пальцы возились с его поясом.
— Ах, ты всегда знаешь, что сказать, принц Кальдер…
В дверь тяжело стукнули, и он застыл, кровь резко ударила в голову, а вовсе не в член.
По уничтожению любовного пыла ничто не сравнится с угрозой внезапной смерти. Стук повторился, грохнула тяжёлая дверь. Они расцепились, зарделись и засуетились поправлять одежду. Скорее похожи на пару застуканных родителями влюблённых детей, а не на пять лет женатых мужчину и женщину. Пока, пока — его мечта стать королём. Он не распоряжался даже запорами собственной двери.
— Слышь, блин, засов с твоей стороны! — зло бросил он.
Проскрежетало железо и, скрипнув, дверь отворилась. В проёме арки стоял человек, косматой головой почти задевая замковый камень. Он повернул вперёд обезображенную сторону лица — клубок шрамов взбегал от уголка рта, через бровь, поперёк лба, в слепой глазнице поблёскивал мёртвый металлический шар. Если остаток страсти до сих пор прятался в каком-нибудь закоулке, например у Кальдера в штанах, то от этого глаза и этого шрама ему пришёл ужасный конец. Он почувствовал, как одеревенела Сефф, а поскольку она была гораздо храбрее него, её страх и рядом не стоял с его собственным. Коль Трясучка считался, наверное, наихудшим знамением, являвшимся человеку. В народе его звали Собакой Чёрного Доу, но только не в его выжженное лицо. Посланец хранителя Севера, исполнитель его самых чёрных дел.
— Тебя ждёт Доу. — А если какой-нибудь герой, посмотрев Трясучке в лицо, испугается лишь до полусмерти, то остальную работу доделает голос. Ломаный шёпот, в котором наливалось болью каждое слово.
— Зачем? — Спросил Кальдер, сохраняя свой голос солнечным, как летнее утро, вопреки молотящему сердцу. — Он что, без меня Союз не побьёт?
Трясучка не рассмеялся. И не нахмурился. Он так и стоял в дверях, глыбой безмолвной угрозы.
Кальдер изо всех сил постарался как можно беззаботнее пожать плечами.
— Ну, ладно, каждый кому-то да служит. Что насчёт моей жены?
Здоровый глаз Трясучки переключился на Сефф. Гляди тот с плотоядной похотью или омерзительным отвращением, Кальдер и то был бы счастливее. Но Трясучка видел в беременной женщине, словно мясник в коровьей туше, одну лишь работу, которую надо выполнить.
— Доу велел ей остаться здесь, в заложниках. Чтобы все хорошо себя вели. С ней ничего не случится.
— Пока все хорошо себя ведут. — Оказывается, Кальдер шагнул перед ней, будто собирался закрыть её своим телом, как щитом. Так себе щит, против такого как Трясучка.
— Точно.
— А если плохо себя поведёт Чёрный Доу? Где мой заложник?
Глаз Трясучки передвинулся обратно на Кальдера и застыл.
— Твоим заложником буду я.
— Стало быть, если Доу нарушит слово, я смогу тебя убить?
— Сможешь попытаться.
— Ха. — Имя Коля Трясучки было одним из самых грозных имён Севера, имя Кальдера, вряд ли стоило напоминать, нет. — Можешь дать нам минутку, сказать друг другу до свидания?
— Отчего нет? — Трясучка скользнул назад, в темноте остался виден лишь отсвет его металлического глаза. — Я не чудовище.
— Обратно в змеиное логово, — пролепетал Кальдер.
Сефф взяла его за руку, смотря вверх расширенными глазами, оживлённо и со страхом одновременно. Почти столь же оживленно и испуганно, как и он сам.
— Не спеши Кальдер. Ступай осторожно.
— Буду всю дорогу туда красться на цыпочках. — Если вообще туда доберётся. Где-то один к четырём, прикинул он, что Трясучке велели перерезать ему горло в пути и выбросить труп в болото.
Она двумя пальцами взялась за его подбородок и крепко встряхнула.
— Слушай. Доу тебя боится. Отец сказал — он убьёт тебя под любым предлогом.
— Доу и должен меня бояться. Кем бы я ни был, я сын своего отца. — Она ещё сильнее сдавила подбородок, глядя ему прямо в глаза. — Я тебя люблю.